Начало бычьего рынка в сырьевой сфере приходится на 1999 год. В момент, когда я пишу эти строки, он длится уже четырнадцать лет. Как и все бычьи рынки, закончится он пузырем. Когда люди на коктейльных вечеринках станут рассказывать, что нажили свое состояние на соевых бобах, нужно будет готовиться к схлопыванию. Но несколько лет бычий рынок еще протянет. Цены на продукты, сырье и природные ресурсы, разумеется, будут держаться на приличном уровне, если мировая экономика выправится (рост инициирует спрос), – и будут держаться, если экономика не выправится, потому что правительство, как обычно бывает, – хотя вообще-то этого делать не стоило бы, – напечатает больше денег; а это всегда приводит к укреплению цен на реальные товары – серебро, рис, энергию и другие элементы реального сектора, которыми инвесторы пытаются защититься от снижения валютного курса.
Но это уже другая история, и я расскажу ее позже.
Тем, кто пришел на мою лекцию в Бэллиоле в 2010 году и кто все еще хотел работать в финансовом секторе, я объяснил, почему изучение философии и истории, на мой взгляд, необходимо инвестору. Я сказал им: «Вы должны лучше узнать себя, если хотите чего-то добиться в жизни; нужно научиться мыслить глубоко, чтобы понимать, в чем истина». Изучение философии помогло мне развить эти навыки, научило независимому мышлению, заставило наперекор устоявшимся шаблонам рассматривать проблемы в разных точек зрения, проверять каждую идею и «факт». Я научился искать недостающие фрагменты головоломки. Сейчас для многих привычно шаблонное мышление, потому что гораздо проще и безопаснее цитировать чужую мудрость, мнение большинства, ограниченное в полете мысли рамками государства, культуры или религии. Думать не так, как другие, сложно. Философия заставляет вас думать – и тем самым учит сомневаться.
История учит нас по крайней мере одному: то, что кажется сегодня бесспорным, завтра откроется в другом свете. Даже самые стабильные и предсказуемые общества подвержены крупным потрясениям. Австро-Венгерская империя, бриллиант в короне Центральной Европы, в 1914 году представляла собой крупный международный центр благосостояния. На Венской фондовой бирже в то время было около четырех тысяч участников. Через четыре года государство Австро-Венгрия исчезло с карты мира. Возьмите любой год и прибавьте лет десять-пятнадцать, например: в 1925 году повсюду распространились мир, процветание и стабильность. Как все это выглядело в 1935-м? А в 1940-м? Возьмите первый год каждого десятилетия за последние пятьдесят лет – 1960-й, 1970-й и далее, к миллениуму. Общепризнанная мудрость, существовавшая в начале каждого десятилетия, опровергалась через десять-пятнадцать лет.
БУДУЧИ СТУДЕНТОМ ОКСФОРДА, я путешествовал не так много, как мне хотелось бы (не было средств), но именно тогда я начал утолять жажду к путешествиям. Учебный год в Англии прерывается двумя шестинедельными каникулами – на Рождество и на Пасху. Поскольку все из-за того же недостатка денег я не мог в свое первое Рождество полететь домой, то объединился с двумя американцами, у которых была машина, и мы поехали в Марокко. Расстались мы в Мадриде: мои попутчики отправились на юг, а я автостопом двинулся в Лиссабон, а потом в Гибралтар, где должен был встретиться с ними по дороге обратно в Оксфорд. Когда их паром бросил якорь в Гибралтаре, оказалось, что в машине с ними едут три молодые американки.
Одна из них, милая еврейская девушка из Филадельфии по имени Лоис, училась в Пенсильванском университете. Ее родственник, врач, служил в американском посольстве в Копенгагене, поэтому Лоис вместе с его семьей путешествовала по Европе. Направлялась девушка в Данию. Через триста километров пути на север машина сломалась, и я, хотя это было довольно сложно, убедил Лоис ехать со мной автостопом в Париж, где она села бы на поезд до Копенгагена, а я направился бы дальше в Оксфорд. Три или четыре ночи мы провели вместе на дороге (попутчица моя спала в двух парах лыжных штанов) и в Париже, перед расставанием, пообедали по дороге на вокзал.
