В письме Жуковского Бенкендорфу от февраля-марта 1837 дана яркая картина фальши в отношениях последнего к Пушкину. К сожалению, это письмо находится не в чести у советских пушкинистов.
Интересно, что, преследуя Пушкина и подозревая его во всех смертных грехах, Бенкендорф в то же время ни разу не заинтересовался (а должность его к этому обязывала) деятельностью в стране тайных масонских лож, которые, несмотря на запрет 1822 г., продолжали свои «работы» даже в годы так называемой николаевской реакции.
Нет, установка на политическую неблагонадёжность не оправдала себя. Самое большее, чего она достигла, это несколько вспышек «необузданной» натуры поэта. И главным препятствием на этом долженствующем компрометировать его пути был… царь. Он неизменно становился на сторону Пушкина. О бессилии врагов поэта красноречиво сказал Д. Благой. «Как обезвредить дерзкого сочинителя? — писал он, — сломить его дух, согнуть ему плечо и гордую совесть, перестроить непреклонную лиру они не могли. Царь… ему покровительствовал… Опасность, что царь не только услышит, но может и прислушаться к голосу поэта… существовала» (Д. Благой Душа в заветной лире. М. 1971, с.455).
Надо было менять тактику, тем более что арсенал масонских приёмов не был ещё исчерпан. Более того, мера пресечения к Пушкину должна была теперь быть другой, более жёсткой, поскольку поэт с каждым годом набирал силу и всё дальше расходился с идеалами масонства. На этом ответственном этапе и вступил в игру Геккерен: ему предстояло нанести решающий удар.
Прямое и неприкрытое убийство не в правилах масонов, этих «гуманнейших» представителей человечества, для них обычным является устройство смертей «естественных». Место для удара всегда выбирается искусно. Используется та или иная слабость человека, то есть то «узкое» место, которое легче и естественнее разорвать.
Постепенно выяснилось, что таким местом у Пушкина является его семья честь, которой была для него святыней. В поклонниках красоты Н. Н. Пушкиной недостатка не было. Поэт сам любовался молодой женой и радовался её успехам в свете, но когда границы приличия в отношении Натали, по его мнению, преступались или (что было чаще) когда создавалась видимость этого, он резко реагировал и не позволял, кому бы то ни было бесцеремонно вторгаться в их семейную жизнь. Своеобразным «нащупыванием» слабого места явились надуманные и раздутые великосветским обществом якобы имевшие место любовные истории Натальи Николаевны с С. С. Хлюстиным, Н, Г. Репниным и В. А. Соллогубом. Пушкин резко реагировал на эти сплетни. Об этом свидетельствуют его письма соответственно от 4, 5 и 11-го февраля, 1836 г. В этих письмах Пушкин требовал от обидчиков объяснений. Вскоре, конечно, выяснилось, что никакого оскорбления эти молодые люди Пушкиной не наносили, а имели место лишь наговоры каких-то недругов поэта. Но Пушкин показал своё лицо. Геккерен, который, возможно, приложил руку к провоцированию упомянутых «любовных» историй, нацелил на это «слабое» место поэта своё главное орудие — Дантеса. Задача перед Геккереном стояла сложная, но он смело взялся за её решение. Вот некоторые аспекты его «работы».
Усыновление без усыновления
Первым необходимым условием для успешного осуществления плана являлось обеспечение беспрепятственной и, по возможности, безопасной деятельности Дантеса. Этот вопрос Геккерен решил за счёт его усыновления (при живом и состоятельном отце), в результате которого Дантес, во-первых, получал возможность посещать самое высшее столичное общество и, во-вторых, как сын иностранного посла, частично приобретал иммунитет от грядущего наказания. Это необычное событие в жизни двух иностранцев на протяжении 150 лет истолковывалось — с лёгкой руки Геккерена — как естественное.
О ложности и подозрительности этого поступка догадывались современники. В августе 1837 г. А. И. Тургенев писал из-за границы П. А. Вяземскому: «Я узнал и о его (Дантеса) происхождении, об отце и семействе его: всё ложь, что он о себе рассказывает, и что мы о нём слыхали. Его отец — богатый помещик в Эльзасе — жив и, кроме него, имеет шестерых детей. Каждому достанется после него 200 тыс. франков».
