Тамара решительным шагом подошла к своему отцу.
— Извини, Сергей, — буднично сказала она.
Я с разинутым ртом наблюдал, как тесть пошел к стене, коснулся ее, убрал руку…
Через мгновение мы с Патриком остались одни, да еще в сторонке стояли «Бычок» с «Гелендвагеном».
Мой друг сел на траву и захохотал.
— Ну и дурак, — сказал он, отсмеявшись, — просто образцовый! Как он только ухитрился наворовать свои миллиарды, неужели для этого вообще мозгов не нужно?
— Ч-что это было? — тупо спросил я.
— Исход, — объяснил мне Патрик. — У твоего разлюбезного тестя возникли крупные неприятности, он же из старых, видать, не сумел договориться… короче, ему пора было куда-нибудь линять. Ну и его доченька решила тоже сменить обстановку.
— И где они теперь?
— Да здесь же. Просто в другом времени… в самом для него подходящем времени. В будущем! На двести шестьдесят три года вперед. Хотя хотел-то он назад…
— Но почему?!
— Потому что он не только дурак, но и сволочь. Тебе, кстати, мочегонное не нужно? А то вон, в «Бычке» тонна уротропина. А до воздействия охранного талисмана это был гексоген… Если бы не это, помог бы я ему отправиться именно в прошлое. Но раз так — только туда, куда у него хватило своих силенок, то есть по течению времени.
— А Тома… она же не знала? — только и смог сказать я.
— Разумеется, — насмешливо сказал Патрик, — химический состав и количество гостинца с точностью до килограмма она, может, и не знала… Ты же с ней двенадцать лет прожил, неужели не изучил в деталях характер своей благоверной?
Я сидел и чувствовал, как на глазах рушится мой мир. Мелькнула мысль, что все это специально подстроил Патрик, но не успел я ее додумать до конца, как он подтвердил:
— Конечно, специально. Твой тесть, как я говорил, дурак, он додумался конфликтовать с новой властью, так что за хобот его начали брать без всякого моего вмешательства. Дальше его либо посадили бы, либо он успел бы сбежать. В конце концов все равно ты оставался без жены и без фирмы, только тогда получалось отрезание хвоста кусочками… Вот я и вмешался.
— Ага, прибил ту собаку, чтоб не мучилась…
— Не там у тебя пессимизм прорезался, где надо, — поморщился Патрик. — Без жены ты, строго говоря, остался двенадцать лет назад. А фирму можешь и сохранить, при некоторой изворотливости — мне денег подкинуть не жалко. Про тестя, конечно, неприятные вопросы начнут задавать и про его доченьку тоже, но это так, переживаемо… Мелочь она, твоя фирма. И мои алмазы с платинами всякими тоже мелочь. Совершенно ерундовый побочный эффект от вещи, способной дать человечеству просто фантастические возможности…
Ну не мог я сейчас думать про какое-то там человечество! И спросил первое попавшееся, просто чтобы не молчать:
— Что это Томин папа тебе передал, вдруг там тоже бомба, в дипломате?
— Там, образно говоря, дерьмо. Не мог поверить такой гад, как твой тесть, что я его и задаром не против переправить — да пусть уматывает, куда хочет! Вот я и попросил компромат на пару совсем уж одиозных личностей… Хороший, конечно, ты задал вопрос для человека, от которого жена только что в будущее сбежала.
— А какой надо? — разозлился я.
— Например, а как там? На всякий случай отвечаю — про те времена, куда они сдернули, я точно не знаю. Но в двадцать четвертом веке тут просто лепота — леса, холмы, озера, кое-где живописные развалины… Вот только человечества нет, вместо него всякие дикие племена по лесам прячутся. И тупые они какие-то, разговаривают и то с трудом. Конкретно здесь, на большом озере, это в десяти километрах, совсем дикари живут, жрут грибы и лягушек. Правда, есть надежда на улучшение жизни — у них охотники с луками появились, начали крыс промышлять, мясо деликатесное и опять же шкурки… Крысы там знатные, килограмма по полтора. А в Осташкове, точнее в его развалинах, другое племя, там культурный уровень на порядок выше, даже по Селигеру на каких-то лодках плавают. У них и король есть, а у короля, ты не поверишь, настоящий «калаш», даже не очень ржавый, а к нему аж целых три патрона! Так что вполне может твой тестюшка стать императором всея осташковщины, если, конечно, у него получится объяснить своим холуям, с какой радости они должны его слушаться в столь резко поменявшихся условиях.
