— Ведите себя хорошо, — говорила она, обернувшись к нам от дверей.
Каждое утро, просыпаясь, мама вспоминала, что ей есть куда идти, и это было для нее большим облегчением, как она призналась нам много лет спустя.
Дни становились длиннее, а отец все реже выходил из своей комнаты и все больше времени проводил в одиночестве. Он бросил читать газеты. Больше не слушал с нами по радио передачу «Доктор IQ».
— В голове у меня и так стоит постоянный шум, — объяснял он.
Почерк, которым он заполнял страницы своего блокнота, становился все мельче и неразборчивее, и наконец он перестал писать. Подойдя к дверям его комнаты, мы всякий раз видели, что он сидит на краешке кровати, сложив руки на коленях, и смотрит в окно, словно чего-то ожидая. Иногда он надевал пальто, будто куда-то собирался, но не мог заставить себя дойти до дверей.
Время от времени мы приносили ему шляпу и звали на прогулку, но он только улыбался и качал головой.
— Мне за вами не угнаться.
Вечером он укладывался спать рано, часов в семь, сразу после ужина. «Хочется, чтобы этот день поскорее закончился». Но спал беспокойно и часто видел один и тот же сон: прошло уже пять минут после комендантского часа, а он еще не вернулся за проволочную изгородь и что-то мешает ему это сделать. Всякий раз он просыпался с криком.
— Я опоздал!
— Ты дома, — успокаивала его мама. — Все хорошо. Тебе больше некуда спешить.
Первые признаки наступающей весны: тепло, набухшие почки, отсутствие длинных списков погибших. Все матери вернулись в свои кухни. Все отцы — те, кто остался в живых, — домой, и им больше не угрожала опасность. Солнце сияло на небе. Пока оно еще не поднималось слишком высоко. Постепенно жизнь вошла в прежнюю колею. Мы снова разговаривали с людьми. На улицах. В парке. На школьном дворе. Кое-кто начал с нами здороваться. Не все. Только некоторые.
Поначалу мы делали вид, что не слышим, но быстро сдались. Мы поворачивались, кивали, улыбались и продолжали свой путь.
Как всегда, две недели в апреле магнолии стояли, покрытые огромными белыми цветами. На ярко-голубом небе не было ни облачка. В садах зацвели нарциссы, мята и лиловые гиацинты. Каждый вечер, в сумерках, мы выходили во двор и слушали, как на деревьях переговариваются скворцы. По ночам мы спали с открытыми окнами, и сквозь сон слышали голоса, смех и неумолчный шелест листьев. Проснувшись утром, мы не сразу вспоминали, что какое-то время нас здесь не было.
В мае, когда стало по-настоящему жарко и повсюду распустились розы, мы бродили по улицам, заглядывали в чужие сады и искали розовый куст, который мама посадила перед нашим домом. Поначалу мы видели его везде — перед домом Джилроев, перед домом Майеров, среди рододендронов в ухоженном саду двух мисс О'Греди, которые получили медаль на конкурсе садоводов. Но при ближайшем рассмотрении выяснялось, что ни один из этих кустов не похож на наш. Они были слишком большими или слишком маленькими, лепестки роз — слишком светлыми или слишком темными. Через какое-то время мы бросили поиски и занялись другими делами. Но всегда верили, что где-то, в саду позади чужого дома, красуется наш куст, сплошь усыпанный чудесными красными розами.
Все, что вы слышали, правда. В ночь, когда меня увели из дома, на мне были домашний халат и шлепанцы. Меня привезли в полицейское управление, чтобы задать несколько вопросов. «Вам лучше рассказать обо всем откровенно», — предупредили меня. Я оказался в маленькой комнате с голыми стенами. Окон не было. Яркий свет бил в глаза. Свет горел здесь и днем и ночью. У меня замерзли ноги. Я страшно устал. Меня мучила жажда. Я был испуган. Что мне оставалось делать? Я сказал то, что они хотели услышать.
Будь по-вашему, сказал я. Запираться бесполезно. Я во всем признаюсь. Вы совершенно правы. Вы всегда правы. Все это сделал я. Я отравлял ваши резервуары с питьевой водой. Поливал ваши продукты инсектицидами. Горох и картофель, которые я отправлял на продажу, были начинены мышьяком. Я подкладывал динамит под ваши железнодорожные пути. Поджигал ваши нефтяные станции. Устанавливал мины на входе в ваши гавани. Я сообщал врагу, где расположены ваши аэродромы. Где находятся ваши верфи. Шпионил за соседями. Шпионил за вами — вы встаете в шесть, на завтрак обычно едите яичницу с беконом, любите бейсбол, пьете кофе со сливками, ваш любимый цвет — синий. Когда вы отсутствовали, я пробирался в ваш дом и совращал вашу жену. «Не торопись так, — шептала она, — подожди, сейчас, сейчас». Я прикасался к вашим дочерям — они улыбались во сне. Я задушил вашего сына — он даже не сопротивлялся. Я украл у вас последний пакет сахара. Отхлебнул из бутылки вашего любимого бренди. Я вытащил несколько гвоздей из вашей изгороди и послал их врагам, чтобы они расплавили их и отлили из них пули. А еще я отправил врагам карты ваших военных объектов. «Здесь находится авиационный завод, где собирают „боинги“. Здесь — нефтеочистительная станция. Крестиком на карте обозначено место, где делают камуфляжные сети». Я отправил врагам сделанные с воздуха фотографии ваших портовых городов. По рации я связывался с вражескими подводными лодками и сообщал, где находятся ваши военные суда. Я высовывался из чердачного окна своего дома и при помощи красного бумажного фонаря подавал сигналы вражеским самолетам. «Сюда, сюда!» Я оставлял свет включенным во время затемнения. Выходил во двор и запускал сигнальные ракеты, чтобы враг знал, куда лететь. «Бросайте бомбу туда, где я стою!» На своих полях я выкладывал из срезанной ботвы огромные стрелы, которые указывали врагу цель. «Там впереди военно-воздушная база!» Я передал всю информацию о вас. «Высокий красивый мужчина. Большие глаза. Прямой нос. Широкие плечи. Безупречные зубы. Обаятельная улыбка. Крепкое рукопожатие. Хороший семьянин. Член клубов „Элкс“, „Кивание“ и „Ротари“, а также местной торгово-промышленной палаты. Каждую субботу подстригает лужайку перед домом, каждое воскресенье ходит в церковь. Своевременно оплачивает счета. Время от времени позволяет себе провести вечер в баре с друзьями. Жена — домохозяйка, присматривает за детьми». Я выдал врагу ваши страшные тайны. «Порой проявляет рассеянность. Иногда забывает выносить по утрам мусор. Частенько говорит с набитым ртом».
