Старый большевик понурил голову. И тихо продолжает:
— Но нашелся среди революционеров предатель. Сообщил он буржуям и империалистам, что все готово к революции, что идут уже по тайным тропам могучие отряды борцов, что в секретных местах встали уже засады, что по сигналу вся страна поднимется на борьбу. И испугались буржуи. И стали они просить помощи у врагов за океаном, чтобы уничтожили они наш вольный и свободный народ, чтобы снова не взвилось над землей знамя победы рабочих и крестьян. А в уплату обещали все наши леса, поля, заводы и недра. И заокеанские буржуи решили: смерть восставшим!
Хорошо, что тогда узнал об этом сам Дед Афган и велел срочно вывезти из крупных городов всех детей. А охранять их назначил своих самых верных омоновцев. Вот мы сюда и приехали, а родители наши — революционеры — приняли смертный, неравный бой с черной вражеской силой. Заокеанских империалистов уничтожили, но и сами полегли в неравной борьбе… — старик замолкает и смотрит куда-то вдаль, за горизонт…
— А дальше ребята, вам лучше, — он подслеповато прищуривается, — вон, товарищ старший звеньевой расскажет. Он помоложе, да и память у него получше…
С этими словами старик машет рукой в мою сторону, а сам, тяжело опираясь на палку, медленно идет к машине. Двое тимуровцев заботливо поддерживают его под руки, а меня уже окружила толпа — да что «толпа»! — орда мальков:
— Товарищ старший звеньевой, а шведы — люди?.. Товарищ старший звеньевой, а на зарнице страшно?.. Товарищ старший звеньевой, а вы диких выродней живьем видали?.. Товарищ старший звеньевой, а золотая нашивка у вас за что?.. Товарищ старший звеньевой, а правда, что у финнов рога растут?..
И я отвечаю на весь этот водопад вопросов, который обрушивается на меня со скоростью пулеметной очереди. Шведы — люди, только плохие; на зарнице страшно, но страх можно преодолеть; диких выродней живьем видел, но недолго — не могут они пережить нашей встречи; золотая нашивка у меня за вторую зарницу, где мы со звеном отбили атаку целой роты шюцкора, а то что из всего звена выжил один я мелким знать не обязательно; рога у финнов не растут, хотя…
— Товарищ старший звеньевой, а дети у вас есть? — интересуется мелкая шестиотрядница со светлым хвостиком волос на затылке.
— Нет пока…
— А почему? Вы еще не нашли свою?.. — девчушка запинается и теребит свой, пока еще неумело повязанный галстук. — Вы еще не нашли свою … Ассоль? Как в «Алых парусах», да?
Я вспоминаю Ирку, и мне становится смешно. Ирка — Ассоль? Ну, уж скорее — Любовь Шевцова. Однако отвечать надо…
— Да, я еще пока не нашел свою Ассоль.
— Тогда правильно, — сообщает малявка серьезно. — Я тоже дождусь своего Грея…
Он отходит и я успеваю расслышать, как она говорит кому-то: «Вот, я же говорила!.. А вовсе не для того, чтобы на легкие работы ходить!.. Любить надо!..» Все ясно: мелкие обсуждают проблемы пола и деторождения…
Я отвечаю еще на добрую сотню вопросов, получаю приглашение на торжественный сбор и, наконец, меня оставляют в покое, наедине с моими мыслями. А мысли все те же: что дальше?..
Но ответа найти не удается. Побродил еще по вечернему Галичу, полюбовался на огни, отраженные в озере, на высокие, пятиэтажные корпуса, стоящие в центре города, и отправился в корпус к юнармейцам из отряда им. Володи Казначеева. Как раз к ужину пришел.
На ужин была, надоевшая хуже горькой редьки, отварная осетрина. Да сколько же ее есть можно?! Ведь уже почти месяц! Ну неужели в столице не могли что-нибудь другое сготовить?! Окончательно меня добило то, что вместо положенного пива, мне выдали пивные дрожжи на ломтике хлеба. Здравствуйте! Только этого и не хватало…
Кое-как проглотив свою порцию, я поинтересовался у соседа: что у них сегодня вечером? Культурная программа на вечер была тоже небогатой: кино да танцы. Но на танцы я не пошел: никого тут не знаю, а «Четыре танкиста и собака», который крутили сегодня у казначеевцев, я раз пятнадцать смотрел. Так что я просто завалился спать.
