Она попятилась к стене.
— Ведь ты же сама говорила, что это брит… сажусь, сажусь. Ну, сижу, видишь, успокойся. Что это за история с этим бе… как это там?
— Не знаю подробно. Но… каждого бетризуют. При рождении.
— Что же это?
— Кажется, что-то вводят в кровь.
— Всем?
— Да. Потому что… брит… как раз не действует без этого. Не двигайся!
— Девочка, не будь смешной.
Я погасил папиросу.
— Я ведь все-таки не дикий зверь. Ты не сердись, но… мне кажется, что вы здесь все чуточку тронутые. Этот брит… это же все равно, что сковать всем до единого руки, а вдруг да кто-нибудь окажется вором. В конце концов… можно ведь и доверять немного.
— Ты великолепен, — она будто успокоилась немного, но продолжала стоять. — Почему же ты так возмущался раньше, что я привожу к себе незнакомых?
— Это совсем другое.
— Не вижу разницы. Ты наверняка не был бетризован?
— Не был.
— А может, теперь? Когда вернулся?
— Не знаю. Делали мне разные уколы. Какое это имеет значение?
— Имеет. Тебе делали? Это хорошо.
Она села.
— У меня есть к тебе просьба, — начал я как можно спокойней. — Ты должна мне это объяснить…
— Что?
— Твой страх. Ты боялась, что я на тебя наброшусь, да? Но ведь это же чушь.
— Нет. Если подумать, конечно, чушь, но все это слишком, понимаешь? Такой шок. Я никогда не видела человека, которого не…
— Но ведь этого же нельзя распознать!
— Можно. Еще как можно!
— Как?
Она помолчала.
— Наис…
— Да я…
— Что?
— Боюсь…
— Сказать?
— Да.
— Но почему?
— Ты понял бы, если б я сказала. Видишь ли, ведь это не из-за брита. Брит — это только так… побочное… Дело совсем в другом…
Она побледнела. Губы ее дрожали. “Что за мир, — подумал я, — что за мир!”
— Не могу. Ужасно боюсь.
— Меня?!
— Да.
— Клянусь тебе, то…
— Нет, нет… я тебе верю, только… нет. Этого ты не можешь понять.
— Ты мне не скажешь?
Видно, было в моем голосе нечто такое, что она переборола себя. Ее лицо стало суровым. Я видел по ее глазам, каких усилий ей это стоило.
— Это… для того… чтобы нельзя было… убивать.
— Не может быть! Человека?!
— Никого…
— И животных?
— Тоже. Никого…
Она сплетала и расплетала пальцы, не сводя с меня глаз, — будто этими словами спустила меня с невидимой цепи, будто вложила мне в руки нож, которым я могу ее пронзить.
— Наис, — сказал я совсем тихо. — Наис, не бойся. Правда… не надо меня бояться.
Она пыталась улыбнуться.
— Слушай…
— Что?
— Когда я тебе это сказала…
— Ну?
— Ты ничего не почувствовал?
— А что я должен был почувствовать?
— Представь, что ты делаешь то, что я тебе сказала…
— Что, я убиваю? Я должен это себе представить?
Она содрогнулась.
— Да…
— Ну и что?
— И ты ничего не чувствуешь?
— Ничего. Но ведь это же только мысль, я совсем не собираюсь…
— Но ты можешь? Да? Действительно, можешь? Нет, — шепнула она одними губами, словно самой себе, — ты не бетризован…
Только теперь до меня дошло значение этого, и я понял, что для нее это могло быть потрясением.
— Это великое дело, — пробормотал я. Немного погодя добавил: — Но, может, лучше было бы, если б люди отвыкли от этого… без искусственных средств…
— Не знаю. Может быть, — ответила она. Глубоко вздохнула. — Теперь ты понимаешь, почему я испугалась?
— По правде говоря, не совсем. Так, немножко. Ну, не думала же ты, что я тебя…
— Какой ты странный! Как будто ты совсем не… — она запнулась.
— Не человек?
У нее затрепетали веки.
— Я не хотела тебя обидеть, только, понимаешь, если известно, что никто не может, — понимаешь, даже подумать не может никогда, и вдруг появляется такой, как ты, и уже сама возможность… то, что есть такой…
— Но ведь это невозможно, чтобы все были — как это? — а, бетризованы?
— Почему же? Все, уверяю тебя!
— Нет, это невозможно, — упорствовал я. — А люди опасных профессий? Ведь они должны…
— Опасных профессий нет.
— Что ты говоришь, Наис? А пилоты? А разные спасатели? А те, что борются с огнем, с водой…
— Таких нет, — сказала она.
Мне показалось, что я не расслышал.
— Что-о?
— Нет, — повторила она. — Это делают роботы.
Наступило молчание. Я подумал, что не легко мне будет переварить этот новый мир. И вдруг мне пришла в голову мысль, удивительная мысль: мне показалось, что эта процедура, уничтожающая в человеке убийцу, в сущности… калечит его.
