“В первый день месяца Лущевки откроются яшмовые ворота Радужного Дворца, и тогда каждый индиот, знаменитый или неизвестный, сможет по собственной своей воле войти внутрь и испробовать все, что его там ожидает. До той поры добровольно смирите свое любопытство, так же как потом вы его добровольно удовлетворите”.
И вот утром первого дня Лущевки в воздухе зазвучали серебряные фанфары и с глухим лязгом отворились ворота Дворца. Толпы потекли внутрь рекой, которая была в три раза шире, чем шоссе, соединяющее две наши столицы — Дебилию и Кретону. Целый день тянулись потоки индиотов, но площадь перед Дворцом была по-прежнему забита народом, так как со всех сторон приходили все новые и новые толпы. Машина принимала их гостеприимно: черные автоматы, лавируя в толпе, разносили прохладительные напитки и подкрепляющие закуски. Так продолжалось пятнадцать дней. Тысячи, десятки тысяч, наконец, миллионы индиотов вошли внутрь Радужного Дворца, но ни один из тех, кто туда вошел, не вернулся. Кое-кто удивленно спрашивал, что бы это могло значить и куда девается такая масса людей, но эти одинокие голоса тонули в веселом ритме маршевой музыки; автоматы ловко справлялись с делом — поили жаждущих, кормили голодных, серебряные куранты на дворцовых башнях били, а когда спускалась ночь, хрустальные окна сверкали яркими огнями. Наконец толпы ожидающих значительно поредели. Уже только несколько сотен индиотов терпеливо ждали на мраморной лестнице своей очереди, как вдруг раздался ужасный вопль, заглушивший ритмичные удары барабанов:
“Измена! Слушайте все! Дворец вовсе не чудо, а дьявольская западня! Спасайся кто может! Гибель! Гибель!”
“Гибель!” — откликнулась толпа на лестнице, повернулась кругом и разбежалась. Ей никто не препятствовал.
На следующую ночь несколько отважных ишачей подкрались к Дворцу. Вернувшись, они рассказали, что задняя стена Дворца медленно отворилась и изнутри высыпалось несметное количество блестящих кружков. Черные автоматы засуетились вокруг них, развозя па Поля и укладывая в различные фигуры и узоры. Услышав это, спириты и достойные, которые до этого заседали в Дуринале (они не пошли во Дворец, ибо не пристало им смешиваться с уличной чернью), немедленно собрались и, желая разгадать загадку, призвали ученого конструктора.
Вместо ученого явился его сын, хмуро озиравшийся и кативший перед собой большой прозрачный диск.
Достойные, потеряв самообладание от негодования и нетерпения, оскорбляли ученого и обрушивали на него ужаснейшие проклятия. Они забросали юношу вопросами, требуя, чтобы он объяснил, какую тайну открывает Радужный Дворец и что сделала Машина с вошедшими в него индиотами.
“Не смейте осквернять память моего отца! — ответил юноша гневно. — Он построил Машину, точно придерживаясь ваших указаний и требований; но, однажды пустив ее, он не больше любого из вас знал, как она будет поступать — лучшим доказательством этого служит то, что он сам одним из первых вошел в Радужный Дворец”.
“И где он теперь?” — в один голос воскликнули члены Дуринала.
“Вот он!” — с болью ответил юноша, показывая на блестящий диск. Он надменно взглянул на старцев и, никем не задержанный, ушел, катя перед собой то, во что превратился его отец.
Члены Дуринала задрожали, охваченные одновременно гневом и ужасом, но потом решили, что Машина не посмеет, наверное, причинить им зла, запели гимн индиотов и, укрепившись духом, вместе вышли из города и оказались перед железным чудовищем.
“Мерзавка! — закричал старший из достойных. — Ты обманула нас и попрала наши законы! Немедленно останови свои котлы и оси! Не смей больше действовать беззаконно! Что ты сделала с вверенным тебе народом индиотов? Говори!”
Едва он кончил, Машина остановила свои шестерни. Дым растаял в небе, наступила полная тишина, потом раскрылись металлические губы и голос, похожий на гром, прогрохотал:
“О достойные и вы, спириты! Я, владыка индиотов, вами самими вызванная к жизни, должна признаться, что меня очень раздражает хаос ваших мыслей и неразумность ваших упреков! Сначала вы хотите, чтобы я установила порядок, а потом, когда я приступила к делу, вы мешаете мне работать! Вот уже три дня Дворец пустует, образовался абсолютный застой, и никто из вас не приближается к яшмовым воротам, а это затягивает окончание моего труда. Но, заверяю вас, я не успокоюсь, пока не закончу его!”
