При этой мысли профессор Корнелиус улыбнулся. Странное совпадение: он был узником не только там, но и здесь! Даже мог выбирать между двумя узилищами, а ведь немногие, немногие могли бы похвастаться такой привилегией. Почему его обрекли на самое тяжкое наказание, оставили размышлять в одиночестве? Конечно, выключение «следов» строго запрещено постулатами Солнечного совета, но разве за подобную провинность предъявляют обвинение третьей степени?
А может, его хотят наказать за паническое бегство? Испуганный первой сколь-нибудь серьезной трудностью, он пустился наутек, как последний трус! И что же теперь?… Что подумают врачи в сумасшедшем доме, когда выяснится, что он исчез бесследно? Мыслимо ли, чтобы исчез человек из наглухо закрытого помещения?
Итак, два промаха один за другим. Может быть, следовало остаться в клинике, пока решат, что он исцелен, и выпустят на свободу? Он уехал бы в другой город, потом перебрался в другую страну, где ждал бы удобного случая незаметно исчезнуть с Земли и вернуться на свою далекую родину, мгновенно переместившись в пространстве. Но покинуть палату сверхъестественным образом, оставить надежду на чудо в мире, и без того битком набитом суевериями, он не имел права!
Тут лицо профессора Корнелиуса прояснилось — теперь он знал, как поступать дальше. Он поднялся, пристально поглядел на знак Солнечного совета, сиявший на стене, распахнул дверь и исчез. И никто, никто не сделал ни малейшей попытки его остановить…
Дед Киро, ночной сторож клиники, сидел на стуле в дежурной комнате и огромным носовым платком вытирал вспотевший лоб. Перед ним застыли как истуканы Ангел и Марин, слушая сбивчивые объяснения старика.
— Для вас ложь, ребятки, а для меня истинная правда! — повторял дед Киро с безумным блеском в очах. — Слоняюсь я, как всегда, по коридору, свищу себе посвистываю, до рассвета-то еще ох как далеко. Ну остановился я, стало быть, возле палаты евойной. Дай, думаю, погляжу, что-то он там поделывает. Чего скрывать, не в своем уме человек, но я уж к бредням его вроде приноровился. Отпер двери, глядь, а в палате-то — никого. Пусто в палате. Ни тебе человека, ни дьявола! Провалиться мне на этом месте, ежели хоть словом солгал!
— Да ты понимаешь ли, что мелешь, дед Киро? — не выдержал Марин. — Как мог ни с того ни с сего пропасть человек? Он что — цыпленок?
Дед Киро опасливо перекрестился.
— Я взаправду, ребятки, как на духу! Да и какой мне резон измышлять напраслину? — Он понизил таинственно голос и добавил: — А тут и первые петухи закукарекали!..
— Вставай, дед! — распорядился Ангел. — Пошли!
— Куда? — прошептал подавленно старик.
— В палату Климентову, куда же еще! Подымайся! Хватит байки сочинять!
— Э-э э, ни в коем разе, ребята! — замотал головой сторож. — Я туда не ходок! Вот вам ключ: идите, отворяйте, смотрите!
— Ну и сиди здесь, старый хрыч! — заявил Марин и потянулся к ключу, однако дед Киро отстранил его руку.
— Ладно! — сказал он после некоторого раздумья; лицо его являло мрачную решимость.
Втроем они понеслись по длинному коридору, погруженному в сонную тишину. Перед злополучной палатой старик отдал ключ Ангелу, а сам юркнул ему за спину. Он так испуганно моргал, как будто через мгновенье-другое ему было предречено лицезреть самолично Змея Горыныча. Стараясь казаться невозмутимым, Ангел сунул ключ в замок, отворил дверь. На подоконнике сидел согбенный человек. Он мирно дремал. Небо на востоке еле заметно румянилось. Рассветало.
Не проронив ни слова, посрамленный дед Киро засеменил восвояси. Двое друзей приблизились к окну. Ангел тронул дремлющего за плечо, и тот открыл глаза.
— Почему бы вам не лечь, Климент?
— Ого, да я, кажется, заснул! — неожиданно сказал профессор Корнелиус и громко зевнул, сползая с подоконника.
Пока профессор Корнелиус снимал халат, Ангел пошептался с Марином и наконец сказал:
— У нас приятная для вас новость, Климент.
— В самом деле? — обернулся Корнелиус.
— Главный врач разрешил нам работать вместе.
— Превосходно! — искренне обрадовался тот.
— Только работать нам придется здесь, в лаборатории клиники, — поспешил пояснить Марин и добавил: — Видите ли, главврач настаивает на контроле. Он опасается, что вы еще не совсем здоровы, хотя лично мы полагаем…
