Горб снова начал зверски свербеть, потому что я вдруг понял - если бы он захотел войти в мою комнату и забрать у меня мою машинку, мне бы не удалось его остановить. Я был ничто.
Я вернулся к своей спинке кресла, но даже оттуда видел эту чертову статую. Хорошенькое местечко для беседы выбрал Фаррел.
- Чего вы хотите?
- Вам известно, что приносит мне самые большие бабки?
Я стиснул зубы.
- Нет. Я совершенно не разбираюсь в этом вашем дерьме.
Он повернулся ко мне лицом, и теперь мы глядели уже вместе. Всегда, когда кто-то смотрит на меня, я горблюсь сильнее и сильнее.
- Имеется одна такая штука. Называется она "Подворотня 403". По правде сказать, только она и держит Издательство Фаррела на плаву, дорогой мой мистер Босси. Но, как всегда в жизни, у меня тоже появились проблемы. Закурите?
- Нет.
Какое-то время он выдувал голубые струйки дыма, а потом подошел ко мне, так близко, что заслонил все окно. Я облегченно вздохнул.
- Предыдущий автор отказался сотрудничать. И это после четырнадцати лет. Но и это не самая большая проблема. Ты знаешь Адриана Слайпера?
- Может знаю, может и нет. Только я никак не могу вас понять.
- Все ты знаешь. Этот сукин сын пожелал, чтобы именно ты продолжал писать "Подворотню 403". Он знаком с тобой. И знает, что ты пишешь. Фаррел отошел, но на сей раз я той статуи не увидал. Я блеванул на ковер. Иногда, когда уж совсем хреново, нравится мне поблевать.
У меня ничего не улучшилось. Морось перешла в дождь, ветер в шторм, а мой гнойный свищик в массу других болячек. Я сидел у себя в комнате. Курил. Размышлял. Две старых "Житан" - вот и все, что удалось мне обнаружить в карманах гостиничного рабочего халата. Одну взяла Флоренс.
- Знаешь, - сказал я, - теперь, когда я так слабо вижу и тебя, и все вокруг, только сейчас замечаю, как мало я запомнил. Мне бы и хотелось чего-нибудь вспомнить, но единственное, что у меня в голове, это все эти чертовы полы и полное ведро порошка. Совершенно нет картин, пульсирующих жизнью, нет отца, который бы на меня орал, нет школы и нет красной простыни. Нет даже того, что рассказали мне другие.
Я затянулся сигаретой.
- А я? Как ты помнишь меня, Вит? - Я помолчал.
- Тебя, Фло, я запомнил хорошо. Ты высокая женщина, и я знаю, что у меня всегда было проблемой сказать, что же в тебе было самое длинное. Ноги, ладони, лицо или, может, взгляд. Ты носишь кучу серебряных браслеток и часто подкрашиваешь губы. Помню, что у тебя была очень красная помада. Помню, что часто глядел на нее, потому что ты оставляла ее на бычках, которые я сметал с пола.
Флоренс прошла по комнате. Мне казалось, будто она остановилась перед окном и на что-то глядит. Да. Что-то там было. Раньше и я сам любил глядеть через то окно.
- Бедный Виталик, - услыхал я. - Неужели ты забыл, чем я занимаюсь?
Точно. Как раз этого я и не мог вспомнить.
- Нет... - поколебавшись ответил я. - Не знаю. Я почувствовал ее запах, и вдруг мне вспомнился Адриан Слайпер. Его я забыть не мог.
- А ты помнишь, где валялись мои окурки?
- Там, где ты сидела чаще всего. Там, где ты ждала. Она коснулась моей головы.
- Но ведь я уже не сижу. Я уже не могу этим заниматься. Старик Кейси не может налить кружки пива, Нолан перестал выходить в город, ты уже не убираешь в барах, а я... Я уже не могу быть блядью.
Флоренс начала смеяться, и я знал, что она вот-вот расплачется. Изо всех сил я старался вслушиваться в дождь и думать о том, что было когда-то. Точно. Флоренс была проституткой. Она была нашей лучшей девицей, и многие типы возвращались сюда ради нее. Тед, которого мы называли Жопником, заботился о добром имени "Подворотни", но Флоренс была выше крыши. Она умела это делать, на втором этаже у нее была даже специальная комната.
- Не плачь, Фло. Слайпер болен. Все из-за этого. Все мы сломались и уже не можем жить как прежде.
- Мы вообще не знаем, как без него жить. Без этого сукина сына и его долбаной машинки, - начала всхлипывать она, и слезы катились у нее по щекам.
А что я мог ответить. Я давно уже надумал открыть двери 107 номера и поговорить с ним обо всем этом. Даже если бы я совершенно ослеп, туда-то я попал бы всегда.
