— Сынок ты што, ранетый?
— Не знаю дед, может и раненый, но скорее всего контуженый и засыпанный. Вишь вот откопаться не могу. Помоги а? И воды нет ли, уже не помню сколько не пил. А танки эти, я залудил. Бронебойщик потому что.
— Сей минут сынок! Ты ведь один тута живой остался, остальных немец побил, налетели самолёты и закидали вас бонбами. Третий день мы всей деревней вас хороним, сотни две уж закопали. Немаки своих побитых увезли, танки утащили, оружье ваше собрали, а вас бросили. Ну и где чего собираем для общества, кто сидор найдёть, кто обувку кто и шинелку, а чего добру пропадать. Война по всему видать не завтра кончиться, а жить надо. Бабы! Ранетый тута! Воды тащите, да поболее! Плача и причитая, «на полусогнутых» пришкандыбали три женщины, одна с бидоном.
— Пей сынок. Тут молочко, воды нет. Спас тя Бог. Ужо мы тя чичас откопаем. Мы осторожненько, не боись ран твоих не тронем и дружно в шесть рук начали откапывать. Сначала откопали ружьё, удивились его длине, потом ноги, ощупали осмотрели, крови вроде нет Подо мной оказалось, лежал чей то сидор и противогазная сумка полна полнёшенька патронов к моему слонобою.
— Надо выбивать у них танки. Во что бы то ни стало надо выбивать танки. Мне припомнились слова киношного генерала. Надо? Значит будем выбивать!
— Дед в деревне немцы есть? Спросил я.
— Да откуда сынок, все что были, прошли и ушли, вас чаю оставили паромную переправу боронить, последний наший и взорвал её уходя. Тута недалече, вёрст десять мост есть, вот тудой и прёт немчура. Паром был небольшой, мы на луга косить сено ездили.
— А несознательных дезертиров, беглых заключённых, бывших репрессированных?
— Репресированный есть. Я это сынок. Бывший председатель сельсовета, а дезертиров и воров с бандитами с покон веку в нашей деревне не было.
— Добро дед. Мне бы помыться, постираться, оружие в порядок привести, да поклевать чего нито, а дальше война план покажет.
— Суседка! Позвал дед, возьми солдатика к себе домой, пособи раненому помыться постираться, покорми. Обчество тебе зачтёт.
— Ты чо старый! Может мою кровиночку, сей минут кто то обиходит. Оообчество тебе зачтёт. Чтоб тебя черти зачли пень старый. Пошли солдатик, дай чего понесу.
— Ружьё мамаша пуд весит, сумка с патронами пол пуда, сидор четверть пуда. Давай я ружьё, ты сидор, а дед патроны после принесёт. Дед ты патроны притащишь? Приходи после поговорить надо серьёзно.
— Принесу и приду, тебе ещё чего надо?
— Надо дед много, поэтому и приглашаю поговорить. Война и вправду не завтра кончится, да и не послезавтра. Я солдат и у меня приказ, выбивать у немца танки. Приказы сам знаешь, надо исполнять.
Старушка подхватила сидор и бидон я вздохнув поднял ружьё и поплёлся за белым платком маячившем впереди. Минут через сорок добрались до околицы, ещё минут десять и мы зашли во двор с небольшим домиком-мазанкой. Во дворе летняя кухня, тут же у кухни росло раскидистое дерево под ним стоял стол с двумя вкопанными лавками у забора колодец в глубине двора сараюшка. Небогато.
— Садись сынок, сымай с себя всё, надо замочить, вода нагрета, вон в корыте и помоешься. А я тебе поесть спроворю.
— Погоди мать. Давай познакомимся, а то я мать да мать, дед да дед. Неудобно как то спасителей безымянно величать. Меня к примеру Алексеем звать? А вас как?
— Так Пелагея я. Отца Георгием звали, а соседа Иван Дмитриевич. Он и кузнец и первый тракторист и председателем сельсовета у нас был, да вот не сполнил какой то приказ и сняли яво и с председателя и с партии. Ну да мы звали его Старостой с покон веку, он и сейчас у нас Староста, нонешные все вакуировались. В деревне три деда да десяток баб, детишек десяток, хорошо лес да река рядом, ягода да грибы не переводятся, река рыбкой нас кормит с голоду не помрём да и животинка кака ни кака есть, молочко, маслице, опять же куры, яйцо есть что на пасху красить да и себя побаловать.
— Пелагея Георгиевна, тут вот какая беда со мной, бомба близко разорвалась, мне мозги стряхнуло, контузия по медицински, так я подзабыл кое чего. Помоги вспомнить, вот год, число и месяц ныне какие?
