Я поморщился. Не хватало еще, чтобы Горбачев услышал наш разговор.
– Не кричите! – сам прикрикнул я на свою клиентку. – Возьмите себя в руки, быстро и четко расскажите мне, что там у вас... произошло.
Оказалось, что Катя не вернулась вовремя с занятий. Павлин, заехавший за ней на своем белом «линкольне», не на шутку взволновался, не обнаружив Катю на Циолковского, рванул в университет, навел там шорох, поднял всех на ноги и выяснил, что Катя вообще в этот день не была в университете, несмотря на то, что на сегодня был назначен очень важный зачет. Павлин вернулся домой, пару раз съездил Иду Яковлевну кулаком по физиономии и в ярости бросился на поиски предмета своей любви.
– Чего вы от меня хотите? – машинально спросил я, пытаясь сообразить, что стоит за столь неожиданным исчезновением девушки.
– Найдите ее, Валерочка! – голосила старушка. – Никаких денег не пожалею!
– Хорошо, – процедил я и обрубил линию. Медленно подняв глаза, я увидел, что Горбачев смеется.
Сидит и смеется, словно дает понять, что ему известно гораздо больше, чем мне.
Черт, даю голову на отсечение, подставляю винт под пакет с вирусами, что этот мужик, ухмыляющийся напротив меня, прекрасно представлял себе содержание нашего с Идой Яковлевной разговора.
Мысли – одна другой пронзительнее – забегали у меня в башке.
Что стоит за исчезновением Кати? Похищение? Как это связано со смертью Романа Егорычева? Кто убил Рукосуева? За что? Кому выгодно, мать вашу?!
Нет, одному мне не под силу распутать этот клубок! Как только останусь в надежном одиночестве, немедленно, сей секунд свяжусь с Приятелем.
При одном, разумеется, условии. Одном-единственном: если останусь в живых.
Между тем, мой сосед по столу решил, что настало время подать голос.
Сначала мне показалось, что старик решил немного поворчать на общие темы (у меня еще была свежа в памяти встреча с говорливой соседкой покойного Рукосуева), но дальнейшие события показали, что этот человек не бросается словами просто так, лишь бы поговорить.
– Проблемы, проблемы, – пробормотал Пал Палыч Горбачев, покачивая головой, словно китайский болванчик. – Одно беспокойство кругом. А от этого, молодой человек, одни болезни.
Мне очень захотелось посмотреть на часы и заметить время: будет ли старик распинаться десять минут, или его хватит на все полчаса?
Но Горбачев неожидано спросил, участливо заглянув мне в глаза:
– Вы Карнеги читали? – и, не дожидаясь ответа, посоветовал: – Почитайте, почитайте, Валерий Борисович, очень правильная книга.
– Откуда вы меня знаете? – неприятно удивился я. – Кажется, мы еще не представлены.
– Земля маленькая, – загадочно ответил Пал Палыч, довольно улыбаясь. – Временами мне кажется, что слишком маленькая.
Хозяин дома растянулся в кресле, всем своим видом демонстрируя полную расслабленность и отрешенность от житейских забот.
– Помните, что там написано в третьей главе первой части? – с хитрецой посмотрел на меня Горбачев. – Лялечка, принеси нам Карнеги, а потом разлей чаек. Мне две ложечки сахара, но без горчи. Кипяточку аккурат по рисочку, ну, ты в курсе.
Ляля, не сходя с места, дотянулась до полки, уставленной нэцке и мраморными слониками и подала Пал Палычу пухлый зачитанный том.
Горбачев раскрыл его с первого раза на нужном месте и, водрузив на нос очки, висевшие у него на шее, – цепочка явно была золотой, – с выражением прочел, чеканя каждое слово:
– Деловые люди, не умеющие бороться с беспокойством, умирают молодыми.
Горбачев снял очки, опустил их на грудь и захлопнул книгу. Несколько секунд он пребывал в молчании, будто обдумывая только что прочитанные слова, а потом снова поднял на меня глаза.
И я понял, что передо мной не просто демонстрация невинных старческих прибамбасов насчет вековой мудрости, а явно выраженная угроза.
– Вот так-то, молодой человек, – вздохнул Пал Палыч и вопросительно посмотрел на Лелю. – Плесни нам горячей влаги, кисонька. Чай от всех недугов лечит, если его пить вдумчиво и с расстановкой.
Последние слова были обращены уже ко мне. Вслед за ними последовало действие – на столе передо мной возникла чашка и серебряная ложечка.
