Я отправилась с папой и мамой в Индию. Папа неудачно упал с пони во время игры в поло, и через несколько дней у него начался столбняк. Он умер в одну неделю, и мне пришлось отвезти маму домой. Она была подавлена горем, как, разумеется, и я сама.
После смерти отца мама тихо жила в Арднаварнхе, ухаживая за своими садами. Я же через некоторое время снова стала разрываться между Лондоном, Парижем и Дублином. Но на охотничий сезон я всегда возвращалась в Арднаварнху.
Наши конюшни были из числа лучших в округе, наши далматины были лучших кровей– потомки собственных догов Лилли, а наши сады оставались самыми прекрасными в Коинемейре.
Позже, уже после смерти мамы, я приезжала домой на более продолжительное время.
Однако, хотя я и увлеклась рассказом о себе, за что меня всегда упрекает Вероломная Бриджид, я все время хотела поведать вам о том, что случилось вчера, обо всех моих волнениях и о моих нежданных гостях.
Вы когда-нибудь бывали в Коннемейре? Это божественный уголок! Пейзаж меняется каждые пять миль: то он унылый и печальный, с голыми сине-зелеными горами, с которых несутся вниз хрустальные потоки, впадающие в стремительную бурную реку; то горы остаются у вас за спиной и несколько миль тянутся торфяные болота цвета горького шоколада, среди которых проглядывают заросшие тростником серебристые озерца, окруженные деревьями. На обращенных к океану склонах здесь и там видны небольшие коттеджи, сложенные из словно бы отмытого добела камня, под тростниковыми крышами, провязанными веревками с расчетом на порывистые зимние ветры. Коннемейрское небо привлекает сюда художников со всех уголков земли. Цвета лунного камня, а кое-где опала, оно местами становится перламутровым, в точности повторяя цвет сероватой морской воды. Глядя на него, я сожалею, что не наделена талантом художника.
Вторая половина дня выдалась жаркой и солнечной. Я ехала на своей превосходной охотничьей лошади Кессиди. Лошадь подо мной не спеша трусила по усыпанной листьями дорожке, удаляясь от дома. Прошло немного времени, и я увидела «фиат», с трудом прокладывавший себе путь к Большому Дому. За рулем его сидела молодая рыжеволосая девушка. Дом теперь отыскать нелегко: столб с указателем у дороги давно покосился почти до земли, и висящая на одном гвозде дощечка-указатель со смытыми дождем буквами теперь указывала прямо в землю. Да и не так уж много было желающих узнать дорогу к Арднаварнхе, Я сразу поняла, что в машине сидела не обычная туристка, заблудившаяся в поисках въезда в Национальный парк. У этой рыжеволосой девушки была какая-то определенная цель.
Один из многих моих недостатков – любопытство. Я, конечно же, последовала за «фиатом», правда, по более удобной дорожке, вьющейся между деревьями. Дорога, по которой ехал «фиат», была сильно изрыта дождями, а местами превратилась в непролазную грязь. Давно прошло то время, когда к Арднаварнхе вела хорошая подъездная дорога, которую семейство Молино поддерживало в полном порядке. «Фиат» остановился перед воротами. На столбах из рассыпающегося камня сидели львы, охранявшие въезд в Большой Дом. В их лапах был зажат геральдический щит. Узорчатые кованые чугунные ворота были заклинены тяжелыми камнями, а от когда-то великолепной въездной аллеи оставались только разросшиеся сорняки да размытые колеи, а ее буковые деревья стали такими большими, что в аллее было совсем темно. Все это выглядело угнетающе мрачно даже, несмотря на солнечный день. «Фиат» свернул в аллею и медленно подъехал к дому. Следом за ним я направила Кессиди, прячась за деревьями так, чтобы меня не было видно.
Дорога петляет между деревьями, и в просветах то и дело мелькают небольшие башенки из серого камня, вызывающие желание как можно быстрее увидеть весь дом. И вот, наконец, перед вами его силуэт, вырисовывающийся на фоне освещенного вечерним солнцем неба.
Девушка вышла из машины и, засунув руки в карманы джинсов, стала рассматривать дом. Я заметила разочарование на ее лице. Действительно, перед нею была всего лишь почерневшая от времени коробка. Крыша во многих местах провалилась, через зияющие оконные проемы внутрь дома прорастал вьющийся по стенам плющ. Разумеется, сохранились и следы былого великолепия: импозантный портик с четырьмя коринфскими колоннами и огромная парадная дверь, в которую прошла бы и лошадь, чем, как говорят, с удовольствием и пользовался мой прадед, каждый сочельник въезжая верхом в большой, вымощенный камнем вестибюль, чтобы выпить залпом бокал шампанского.
