То же самое было и с Брэдом. Он прямо с первого дня запустил руку в кассу компании, начиная с мелочи то там, то здесь. Но так было только до знакомства с Федорой Ли на матче поло, после чего ему потребовалось значительно больше денег. Ничто так не подогревает амбиции мужчины, как женщина, а Федора была женщиной, твердо знавшей, что ей нужно.
Поэтому, когда я понял, что они собой представляют, дело можно было считать решенным. Я просто показывал им, как легко можно делать большие баксы и не мелочиться. Говорил им, что большая афера ничем не отличается от мелкой кражи, разве что приносит гораздо больше денег, на миллионы долларов больше. А когда я объяснил им, что укради ты пять тысяч или пять миллионов, все равно ждет одна и та же тюрьма и что я легко могу упрятать их за решетку, они уцепились за меня, как пара жадных псов, готовых исполнить любую волю хозяина.
Я уже основал в Лихтенштейне «Фонд Экс-Уай-Зет» на деньги от продажи не имевших обеспечения акций и облигаций в счет банковских ссуд и использовал небольшую их часть для приобретения дешевых бросовых земельных участков по всем штатам. Без полного доверия Боба или если бы он не был так поглощен собственными делами, это было бы совершенно невозможно, но он мне доверял, и все было очень просто. «Фонд Экс-Уай-Зет» купил эти участки, а потом продал их по высокой, инфляционной цене компании «Киффи холдингз», которая и приобрела их за еще более значительные деньги, полученные от продажи необеспеченных бумаг.
Брэд и Джек занялись контрактами, деньги были переведены в Лихтенштейн, а причитавшаяся им доля была внесена на секретные счета в швейцарском банке. Брэд купил свою ферму и свою женщину, Джек заплатил за свой дом и за свой широкий образ жизни, а я сидел на своих миллионах и ждал, когда опустится топор, твердо зная, что это однажды случится и что тогда я убью Боба О'Киффи. В точности так все и произошло.
Джейкей поднялся из своего ящика-кресла, словно змея из своей норы, снова подошел к серванту и налил себе очередной стакан бренди.
– Вы, разумеется, не будете пить, Моди? – спросил он, как безупречный хозяин.
– Это, однако, было не первое ваше убийство, не так ли, Джейкей? – заметила я.
– Вы имеете в виду мою мать? Она не заслуживала жизни. Она была позором моей молодости, дешевкой, причиной унижения достоинства моей бабушки. И стояла на пути к будущему, которое я себе наметил. Кроме того, если бы этого не сделал я, ее прикончил бы один из случайных знакомых.
Джейкей подошел, встал рядом со мной. Я посмотрела на него и впервые испугалась. Он отпил глоток бренди и задумчиво проговорил:
– А теперь ваша очередь, Моди.
Он стоял слишком близко, чтобы я могла быть спокойна, и я исподтишка взглянула на часы, надеясь, что он этого не заметит, но он не упускал ничего.
– Без пяти одиннадцать, – спокойно произнес он. – Как раз есть время до прихода Шэннон. Вы умрете, а я вернусь сюда, чтобы помочь ей справиться с ее горем…
– Как тогда, когда умер Боб, – напомнила я ему, и он улыбнулся.
– Мне действительно жаль, что я вынужден это сделать, Моди, – ответил он на мой настороженный взгляд. – Вам не следовало вмешиваться. Все было так чисто и складывалось так хорошо, что называется, без сучка, без задоринки. Никто никогда ничего бы не узнал.
– Но на этот раз дело не пройдет, – сказала я, поднимаясь, и крепко зажала в руке отцовскую ореховую палку, а Джейкей снова подошел к серванту. Он открыл выдвижной ящик и вынул револьвер. Волосы у меня встали дыбом, как у ощетинившегося далматина, встретившего неприглянувшегося ему чужака. Шэннон никогда не поверит в мое самоубийство, – предупредила я его, сожалея, что мой севший старческий голос прозвучал далеко не так громко, как мне хотелось бы. – Мы, Молино, не отличаемся трусостью в любой схватке.
Но передо мной был психопат.
– Я не буду в вас стрелять, – объяснил он, откидывая назад волосы рукой, свободной от револьвера, и поправляя очки в золотой оправе. – Я просто провожу вас вниз до следующего этажа.
– А почему бы не сделать это здесь, с полным комфортом? – спросила я, думая о зияющей бездне между бетонными панелями и железными балками но холодных стенах с зашитыми листовым пластиком оконными проемами. Это не то место, где я хотела бы провести последние секунды своей жизни. Я предпочла бы мягкий персидский ковер.