– Видишь ли, – говорил он Финну, когда тот предостерегал его от возможного скандала, поскольку брат в любую минуту мог оказаться мишенью для недоброжелателей. – Я из тех, кто любит выпить и кому нравятся женщины. Задача моя состоит в том, чтобы девушки, с которыми я встречаюсь, были «хорошими» девушками. Все они из хороших католических семейств, и все хотят выйти замуж. Я пока еще не готов встать на дорогу, ведущую к алтарю. Так какую же альтернативу предлагает Господь такому парню в расцвете лет, как я? Но должен тебе сказать, Финн, если бы мне пришлось выбирать между женщиной и политикой, я всегда выбрал бы политику. Посади меня рядом с самой очаровательной красоткой Бостона и скажи, что в Покстауне начинается совещание, я немедленно отправлюсь туда. Я могу заводить знакомства с женщинами и оставлять их. А когда придет день, а с ним женщина, которую я не смогу оставить, я женюсь на ней.
Он заговорщически посмотрел на Финна и сказал:
– И я скажу тебе кое-что еще, брат: я намерен бороться за кресло в Конгрессе.
Он рассмеялся, увидев удивленное лицо Финна. – Твой старый брат включается в гонку за выдвижение своей кандидатуры от Демократической партии в верхнюю палату Конгресса, мой мальчик. Кто бы мог подумать? В сенате штата меня называют «удивительным парнем». Порой я думаю, что, может быть, наш старый отец говорил правду: что мы происходим от великого короля Брайена Бору. Откуда бы еще могли взяться у нас такие мозги?
Он ухмыльнулся.
– Но мне понадобится твоя помощь, Финн. Мне нужна поддержка. Со мною ли ты, Финн?
– Я с тобой, – пообещал Финн.
Он приехал в Бостон, чтобы хоть мельком увидеть Лилли. Он пытался выкинуть ее из своих мыслей, работая вдвое больше, чем прежде. Финн больше не сопровождал в оперу любимых дочерей нью-йоркских богачей. Чтобы забыться, он отыскивал хористок и танцовщиц в дешевых бродвейских барах и ресторанах – хорошеньких, беззаботных, жадных до вечеринок и мужской любви.
Он разъезжал по Бикон-Хиллу, вверх и вниз по Маунт-Вернон-стрит, наблюдая и выжидая. Финн ревниво отметил про себя, что дом был весьма импозантным, и вспоминал о том, как видел Лилли в последний раз на борту «Хайбернии»; у нее не было ничего, кроме пятидесяти золотых соверенов да бриллиантового колье, которые он у нее украл. Сейчас его пальцы сжимали это колье в кармане.
Финн наблюдал, как из дома вышел мужчина; одну-две минуты он постоял на крыльце, щурясь от сильного солнечного света, и Финн увидел, что он стар. Мужчина был хорошо одет, может быть, не так тщательно, как сам Финн, но все же, несмотря на всю эту некоторую небрежность, на нем лежала печать богатства.
Финн ждал. Прошли долгие томительные часы, но черная лакированная парадная дверь все не открывалась. И лишь около трех пополудни перед домом остановилась лиловая карета, а точно в три дверь открылась снова, и из нее вышла Лилли.
Финн впился в нее глазами. Она была в точности такая, какой он ее помнил: высокая, стройная и как всегда изящная. Как обычно, она повернула голову, подняла подбородок и разгладила юбку, вызвав у него тысячу воспоминаний. Выражение удовольствия на ее лице, когда она гладила пару серых в яблоках лошадей, дала им по куску сахара и по своему обыкновению воткнула между ремнями сбруи букет фиалок, заставило Финна улыбнуться. Лилли постояла еще немного, оглядев из конца в конец пустую улицу, и затем с тяжелым вздохом поднялась в открытый экипаж и поехала вниз по улице.
Финн следовал за нею на некотором расстоянии. Она подъехала к ювелирному магазину на Бойлстоне и через полчаса вышла оттуда с небольшим свертком. Сделав знак кучеру, она медленно пошла по улице, с улыбкой на лице поглядывая на витрины магазинов. Озадаченный, Финн думал о том, что она не выглядит несчастной женой, завязавшей шашни с другим мужчиной. У Лилли был вид счастливой женщины.
Потом она снова поднялась в карету и поехала по улицам Бикон-Хилла к дому.
Финн провел еще несколько дней в Бостоне, помогая Дэну спланировать его кампанию и обсуждая финансирование новых магазинов, которые тот собирался открыть в Чикаго.
