После
этого я
получил уже
действительно
много
отзывов. И я
подметил, что
в целом положительными
оказались
только
местные. А в
России мою
книгу не
одобрили, и
один мой знакомый
из Москвы
позвонил мне
и сказал, что
повесть моя
ему совсем не
понравилась.
И я
сразу
вспомнил, как
Мишка на
работе как-то
сказал Брюсу:
“Я с тобой не
согласен”.
После этого
Брюс ходил
ужасно
мрачный. То
есть
улыбался,
конечно, но
как-то вымученно
очень, и все
пытался у
меня
выяснить, почему
Майк (то есть
Мишка) с ним
так грубо поговорил.
Я,
конечно,
Мишку
отругал за
его грубость
как следует.
И Мишка
почему-то
решил, что
теперь в
таких
случаях он
будет
говорить, что
это очень
интересный
вопрос.
– А ты
знаешь, когда
так говорят? –
спросил я.
– Когда? –
сказал Мишка.
– Когда
не знают, как
ответить на
вопрос.
–
Правда?
– Да, а ты,
когда с
кем-нибудь не
согласен,
лучше говори,
что это очень
интересная точка
зрения.
– А если
согласен?
– Тогда
говори
“абсолютно”,
вот и все.
– Это
очень
интересная
точка зрения,
– сказал
Мишка.
– Ладно,
это уже
намного
лучше. Только
ты думай, как
теперь с
Брюсом быть.
– А как с
ним быть?
– Давай
позовем его в
ланч пива
попить.
– А в
ланч разве
можно пиво
пить?
–
Слушай, –
ответил я
Мишке, –
человек,
который может
сказать “Я с
тобой не
согласен”, о
таких тонкостях,
как попить
или не попить
пива в ланч,
не должен
размышлять.
Это просто не
вяжется с его
образом.
Мы
редко пьем
пиво в ланч, а
уж больше,
чем по одной
бутылке, не
пьем никогда.
Но тут
пришлось. И
Брюс отошел
как раз
только в
середине
второй. Так
что не зря я
все это
затеял. В
полном согласии
с девизом,
который у нас
в ту пору был: “The
right relationship is everything”.
А еще
один мой
российский
приятель
сказал, что у
меня в книге
много
отклонений
от правил
русского
языка. И я ему
заметил, что
это довольно
сложный
вопрос, что
такое
правила языка
и все такое
прочее. В
ответ на это
он как-то
криво
улыбнулся и
сказал еще,
что не
очень-то
понимает, о
чем моя книга.
Я пытался
объяснить
ему, что я
думаю на этот
счет. Но мне
показалось,
что эти мои
объяснения
его не
убедили и у
него
осталось все-таки
отрицательное
отношение к
моему творчеству.
А потом
я зазвал его
к нам на
барбекю. Стали
мы его
расспрашивать,
понравился
ли ему
Нью-Йорк. И он
сказал, что
Нью-Йорк ему
понравился,
но не очень, и
что его
удивило, что девушек
у нас тут
красивых нет.
Ну, над этим мы
все от души
посмеялись, и
я даже
успокоился,
что мои
рассказы ему
не
понравились.
А
теперь я
перехожу к
местным
откликам.
Сильно
меня за стихи
ругает
местный
народ.
– Что
это у тебя
такое? –
спрашивают.
– А что
такое? –
говорю.
– Вот
это: “и
медовый
запах пряный
мысли спутает
в уме”. Как это?
– А что
тут такого? –
говорю. –
Думаете, не
спутает, что
ли?
– А
“пьяный –
полупьяный” –
это что,
рифма?
–
Слушай, –
сказал я
как-то одному
такому умнику,
– а ты сам-то
когда-нибудь
стихи писал?
– Писал, –
сказал он
мне.
– Ну
прочитай, что
тебе очень
нравится.
Прочитал
он мне
какое-то
четверостишие.
– Э, –
сказал я, – у
тебя же там
глагольная
рифма. У нас, у
поэтов,
глагольная
рифма как бы
вторым
сортом
считается.
– Какая
такая
глагольная
рифма? –
спросил мой
приятель.
–
Обыкновенная:
“выбирать –
умирать”. Так
что с твоими
стихами
осечка вышла.
– А это
не мои стихи.
У меня так
здорово не
получится.
–
Значит, у
тебя еще
хуже, что ли? –
спросил я его,
и тут же от
него отошел,
и больше
ничего ему говорить
не стал.
Когда
моя книга уже
была в
Интернете, я
все продолжал
работать над
серией
рассказов о
жарком лете
девяносто
седьмого
года. И по мере
того, как я
это делал,
все чаще и
чаще народ
стал
говорить, что
книжка
нелегкая получается
и что
приходится
ее
перечитывать,
чтобы все
понять. Тогда
я решил самые
основополагающие
мысли
повторять,
как минимум,
дважды. А
одна моя
знакомая,
которая учится
на адвоката,
сказала мне
недавно, что
это, на самом
деле, очень
известный
прием. Что они
как раз
только что
изучали все
это в
адвокатской
школе. Их там
учили, что
любой документ
надо
начинать с
того, чтобы
рассказать, о
чем он, а
потом уже
можно
излагать все
подробности.
И в
заключение
надо обязательно
вкратце
повторить, о
чем только
что шла речь.