Рядом с картой золотого прииска Моррис пририсовал корявый портрет Варма. Впрочем, сядь этот Варм за один со мной стол, я ни за что бы не признал в портрете оригинал. Я поделился соображениями с Чарли, и братец ответил:
– Моррис ждет нас в отеле в Сан-Франциско. Укажет на Варма. Тут-то мы и вступим в игру. Говорят, милое дело – прикончить кого-нибудь в Сан-Франциско. Местные постоянно заняты: либо сжигают город дотла, либо восстанавливают его.
– Почему Моррис сам не прикончит Варма?
– Каждый раз я слышу от тебя этот вопрос и каждый раз отвечаю: это не его дело. Убивать – наша работа.
– По-моему, глупо нанимать этого дармоеда, оплачивать ему расходы. Он будто бы следит за Вармом, а потом выясняется, что это Варм следит за ним.
– Моррис – не дармоед, братик. Он ошибся в первый раз и признает свой промах. Его провал больше говорит о самом Варме.
– Мужик то и дело засыпает прямо на улице. Моррису ничего не стоит подкрасться и застрелить его во сне.
– Забываешь: Моррис – не убийца.
– Тогда зачем послали его? Лучше б Командор еще месяц назад отправил за Вармом нас.
– Месяц назад мы выполняли другую работу. Помни: Командор много чем занимается. Его много что интересует, и с делами он разбирается по очереди. Командор любит повторять: поспешишь – людей насмешишь. И то верно, ему все удается!
Чарли с таким обожанием процитировал Командора, что меня аж заворотило.
– Нам до Калифорнии добираться две недели. Зачем тратить время?
– Затем, что это наша работа.
– Что, если мы не застанем Варма на месте?
– Застанем.
– А вдруг?
– Никаких «вдруг», черт тебя подери!
Когда пришло время собираться, я напомнил:
– Главный платит.
Обычно мы делим расходы пополам, и Чарли обиделся. Вот скупердяй, весь в отца.
– Только в этот раз, – предупредил он.
– Прояви щедрость, достойную главного.
– Командор тебе никогда не нравился, а ты не нравишься ему.
– Он нравится мне все меньше и меньше.
– Вот сам ему и скажешь, если станет совсем невтерпеж.
– Когда мне станет невтерпеж, ты, Чарли, узнаешь первым. Не сомневайся, вы оба узнаете.
Спорить мы могли до бесконечности, однако я предпочел вернуться в гостиницу через улицу от салуна. Спорить не люблю, особенно с братцем: Чарли бывает не сдержан и ядовит на язык.
Ночью у гостиницы он с кем-то пересекся. Неизвестные спросили, как его зовут. Чарли ответил, и незнакомцы тотчас отстали. Я к тому моменту уже выпрыгнул из постели и натягивал сапоги – хотел бежать на помощь. Потом услышал, как Чарли поднимается по лестнице, и юркнул обратно в кровать. Просунув голову в дверь, братец позвал меня. Я не ответил, притворясь спящим. Тогда он ушел к себе, а я еще долго лежал во тьме, размышляя о семейных раздорах. Кровь – не водица, да, но она и не мед.
Наутро пошел дождь, и дорога раскисла под непрекращающимся потоком холодных капель. Чарли мучился с похмелья, и я пошел в аптеку купить ему лекарство от тошноты. Мне продали порошок, синий, как яйца малиновки, и без запаха. Вернувшись в гостиницу, я приготовил тинктуру на кофе. Знать не знаю, чем я рисковал отравить братца, главное – Чарли быстро поправился и сумел оседлать Шустрика. Мало того, он оживился до неприличия, стал подозрителен.
Отъехав от города миль на двадцать, мы сделали привал на пустыре. Прошлым летом здесь стояла чаща, но в грозу она сгорела. Пообедав, мы приготовились ехать дальше и тут в сотне ярдов к югу заприметили мужичка. Он вел под уздцы лошадь. Если б он ехал верхом, мы бы и не обратили на него внимания, а так удивились.
– Сходи-ка посмотри, что с ним, – велел Чарли.
– Ну, раз главный приказывает… – сострил я.
Чарли не ответил. Понятно: шутка отрастила бороду, больше так язвить не буду.
Сев на Жбана, я выехал навстречу незнакомцу. Приблизившись, заметил, что мужичок плачет, и спешился. Сам я высокий, упитанный, на лицо не из самых приятных, поэтому, желая успокоить мужичка, произнес:
– Я не причиню вам зла. Мы тут с братцем обедали. Приготовили слишком много, всего не съедим. Может, разделите с нами трапезу?
Незнакомец утер лицо ладонью и хотел ответить – уже раскрыл рот, – но, вновь заревев, не сумел издать ни единого внятного звука.
