До цели оставалось двадцать пять миль. Пираты налегли па весла и гребли всю ночь. Капитан Шарп, допрашивая пленных с барка, на который перешли люди с нескольких каноэ, понял, что слишком поспешно покинул атакованный остров: один из испанцев проболтался о жемчужных промыслах в его прибрежных водах. Бравый «ценитель морей и художник океанов»23 капитан Шарп «сбился» в темноте с курса и повернул обратно. Кроме жемчуга, люди Шарпа нашли на острове несколько бочек доброго вина, а сам капитан – черноглазую испанку. Большой любитель женского общества, «художник океанов» не устоял перед соблазном и к знаменитому сражению опоздал.
А тем временем три десятка битком набитых каноэ под командой Коксона появились под стенами Панамы.
Над водой стлался туман. Занявшийся бледный рассвет обозначил па подступах контуры шести военных испанских кораблей.
Три грозных галеона и три барка в полной боевой готовности ждали нападения. Дампир волновался. Это было его первое сражение. Руки слегка дрожали то ли от усталости, то ли от нервного напряжения.
– Перед нами Панама, – звонким голосом начал короткую речь адмирал Коксон. – Это золотая чаша, наполненная драгоценными камнями. Через несколько часов каждый из вас станет богачом, если будет храбро сражаться. Вы устали, я понимаю. В городе вас ждут мягкие постели с шелковыми простынями. Это будет славная виктория! О каждом из вас будут говорить: «Он герой, он унес в своих карманах золотую Панаму». Дьявол с нами! Сметем корабли, за которыми укрылась наша слава!
Испанцы начали стрелять, как только каноэ выскочили из полосы тумана. Но было поздно: лодки подошли уже слишком близко и ядра с высоких бортов кораблей со свистом проносились над головами пиратов, не причиняя им никакого вреда. Дампир каждый раз после залпа непроизвольно пригибался.
Флибустьеры, накопившие за бурную жизнь богатый опыт подобных стычек, не суетились, каждый знал, что ему надо делать. Необстрелянных новичков оттеснили на корму, в резерв. Канонада усиливалась, юркие суденышки стремительно приближались, несмотря на тесноту, никто никому не мешал. Пираты метко вели мушкетный огонь с колена, целясь в первую очередь в канониров и офицеров. Приблизившись на достаточное расстояние, они забросали испанцев ручными бомбами24.
И вдруг рев, вырвавшийся нарастающей волной из сотен прожженных ромом глоток, поглотил гром испанских пушек.
– На абордаж!!!
Под устрашающие вопли героический сброд с обезьяньей ловкостью перепрыгнул на испанские корабли. В один миг смели палашами противоабордажные сети. Закрутилась жуткая карусель: резня, звон сабель, шпаг, выстрелы, крики, стоны раненых. Пираты, эти сорвавшиеся с цепи дьяволы, были неудержимы и не знали себе равных в рукопашной: от искусства владения холодным оружием впрямую зависела продолжительность их жизни. Вместе с отвагой и огромной жаждой наживы оно делало из морских разбойников смелых и бесстрашных бойцов.
Дампир старался не отстать от Уофера и Рингроуза. Взобравшись за ними на испанский корабль по сброшенной вниз веревочной лестнице, он выстрелил из мушкета в подбегающего испанского офицера и завладел его длиной шпагой. Убивать оказалось не так страшно, как ему это представлялось. О том, что могут убить его, Уильям старался не думать.
Он огляделся. У противоположного борта пираты кромсали палашами последних защитников судна. Ноги скользили по красной и липкой от крови палубе. Дампира неожиданно стошнило. Уофер подошел к другу, протянул деревянную бутылку.
– Сделай глоток, Уильям. Ничего, так всегда бывает вначале, – успокоил он побледневшего товарища.
Только одному испанскому кораблю удалось отбиться. Он бежал под защиту панамских бастионов, открывших ураганный огонь.
Победители отвели захваченные суда подальше от береговых батарей, и тут появился барк капитана Шарпа. Коксон выслушал наспех выдуманные объяснения «ценителя морей», махнул рукой.
– А, черт с тобой. Ты сам себя наказал, доли в добыче тебе теперь не полагается.
Но как потом выяснилось, Шарп ничего не потерял, в трюмах испанских кораблей не было ни золота, ни серебра. Самые горячие головы требовали немедленно штурмовать сам город, но благоразумие взяло верх над безрассудством. Даже Дампир понимал, что мощные бастионы неприступны. А тут еще поползли слухи, что во время боя адмирал Коксон не проявил должной храбрости, к какой сам же призывал, и упустил испанский корабль, который атаковал. Опасаясь быстрых на расправу товарищей по оружию, Коксон с несколькими десятками верных ему людей спешно покинул эскадру. Адмиралом стал Соукинс.
