Задрав подол, бежит от них Морана…
Ознобиша быстро стомился, отступил с лыжницы. Ребята совестно менялись, но подолгу в головах никто не задерживался. Довольно скоро Сквара вновь оказался первым и сразу подумал, насколько осторожно следовало обращаться с песенным словом. Вот выплелась у него строка про туман с торчащими из него сучьями… И пожалуйста — лыжные следы впереди ныряли в стелющуюся пелену. Ничего такого, в чём вправду могла бы затаиться опасность, но путь сразу стал немного таинственным, тревожным. Привычные стволы, облачённые бугристой корой, потянулись вереницами невидимок в пепельно-серых плащах. «Тайный воин Владычицы должен уметь растворяться в сумерках, словно завиток дыма, — говорил Ветер. — А потом возникать на ровном месте, где мгновением раньше никого не было. Попробуй-ка ещё раз. Да не забывай следить, каково дышишь…»
Войдя в туман, Сквара быстро понял, что лыжный след завёл их на старую дорогу.
Древние цари Андархайны любили оставлять о себе память проложенными дорогами. Когда-то здесь катились телеги торговцев из Царского Волока в Шегардай. И тяжко шагали походом снаряжённые рати, те самые, что тщились преклонить Коновой Вен. Во время Беды здешнюю землю коробило, вспучивало, рвало. Из-за этого лес на склонах шеломяней смотрел вершинами не вверх, а куда-то внаклон. Тяжкие снегопады сперва согнули деревья, потом стали ломать, наконец оставили сплошную лежину. Старый шегардайский тракт, против всякого ожидания, не завалило без вести, но покорёжило знатно. Да и ездить из города в Царский Волок, ставший Чёрной Пятерью, стало особо некому.
На дороге оказалось приметно морозней, чем у залива. Лыжи сразу заскользили легче. Это было хорошо, потому что ребята начали уставать. Не то чтобы совсем изнемогли, просто Хотён постепенно замолчал о девках, а Лыкаш прекратил вгонять их в слюну россказнями о лакомствах, которыми Инберн станет потчевать чужую источницу.
Сквара снова бежал первым, и с языка просилось на волю сущее непотребство.
А если вдруг из тучи гром бы грянул,
Мы насовсем забыли бы Морану…
Вот примерно за такое распоясывали жрецов, отрешая их от служения. А слишком весёлым скоморохам, говорят, резали языки. Ознобише ещё можно будет украдкой спеть, чтобы посмеялся, но остальным…
Сквара чуть не зазевался. Дорога, постепенно кренившаяся вместе с остатками леса, вдруг резко вильнула влево и вниз. Что впереди — мешал увидеть туман.
Лыжница вроде уверенно ныряла в размытое молоко. Сквара остановился, предупреждённый чутьём опытного лесомыки. Новые ложки сгрудились у него за спиной.
— Что там? — спросил Пороша. Вытянул шею, попытался заглянуть вперёд, не вылезая на целик. — Струсил, дикомыт?
Оттябель не подождал ответа, ему главное было обозвать Сквару трусом. Потом он решил спихнуть Опёнка с лыжни. Оступился, сам сел в снег.
— Не нравится мне этот спуск, — сказал Сквара.
— След есть, значит, межеумки прошли, — сказал Ознобиша. — И нам не обходить стать.
Сквара пожал плечами:
— Они тут каждый пень знают, а мы первый раз. Вот что… Я спущусь, покричу, а там по одному, добро?
Отправляя их в лес, Ветер не указал старшего. Кто тропит, тот, стало быть, ватажок. Ребята отозвались вразнобой, радуясь передышке. Сквара оттолкнулся кайком, заскользил под уклон. Сперва медленно, потом всё быстрее.
Спуск оказался таков, что из-за него одного добрым людям не стоило выезжать на эту дорогу. Когда-то здесь был просто крутой поворот. Дорога огибала скалу, торчавшую возле края болота. Корчи земли превратили ровное место в косогорину. Да вместо того, чтобы милосердно приподнять внешний край поворота, ещё его и понурили. Всякий, кто не знаючи выкатывал сюда чуть быстрее потребного, мог оказаться в ловушке. Ко всему прочему здесь держался бодрый морозец, лыжный след почти не продавливался под ногами. Сквара почувствовал себя беспомощным обмылком на банном полу. Он что было сил чертил посохом, но его всё равно вынесло на самую кромку, перед глазами зинул обрыв, он увидел, куда придётся лететь, если он не удержится. Внизу была смерть. Из тумана щерились обломанные клыки пней, усеявших кручу. Впору было шлёпнуться врастяжку, чтобы хоть так прервать гибельное скольжение, но спесь лыжника возобладала. «Где ваши раки зимуют, мы весь год живём!» Надсаженные мышцы взывали и голосили, правой лыжей Сквара обрушил крайний пласт снега, но всё-таки удержался. Вывернул на безопасное место, остановился.
