Братва особого назначения, или Демьян и три рекетера! - страница 69

Алла достала из офисного бара стакан, бутылку «Хеннеси», плеснула полстакана. Закурила длинную коричневую сигаретку с ментолом. Включила негромко радио: «Мальчик хочет в Тамбов! Чики… чики… чики… та…»

«Ах, ну и сволочь же ты, Сушёный! А если тебя завалят? Куда я тогда пойду? — раздражённо думала она. — Бизнес сразу проглотят другие, а меня… Если только живой оставят…»

Алла выпила, а затем налила ещё полстакана. И, вдруг, Замоскворецкая услышала чью-то тяжёлую поступь на лестнице внизу.

«Кого ещё там чёрт несёт?» — с досадой подумала Алла.

В этот момент открылась дверь…

На пороге стоял он… Парень из гроба… Её французский ангел смерти…

«Мальчик хочет в Тамбов! Чики… чики… чики… та…» — только и пронеслось в её голове.

Замоскворецкая взглянула ему прямо в глаза. Этот мальчик хотел крови…

— Выпей, — спокойно сказала Алла, протягивая Демьяну стакан с «Хеннеси».

Она поднялась с дивана, вплотную приблизившись к Пятаку.

Пятак, сам не зная почему, вдруг отложил в сторону добытую с таким трудом шестизарядку и, повинуясь магическому взгляду её огромных спокойных глаз, взял стакан.

«Хеннеси» прошёл по гортани, как обычная вода, не обжигая, и не неся желанного забвения.

Пятак устало откинулся на спинку дивана, не спуская глаз с виновницы всех его бед. Он достал её. Он мог отомстить за смерть своей любимой. Остался последний шаг, и Демьян понял, что шаг этот он сделать не может.

Потом они долго молча сидели рядом, не касаясь друг друга. Алла курила свои тонкие длинные коричневые сигареты с ментолом, а Демьян просто смотрел в потолок.

— У меня два билета на теплоход до Гамбурга, — прерывая затянувшееся молчание, тихо, словно успокаивая, сказала Замоскворецкая. — Паспорт для тебя найдётся. Оставаться здесь, что для тебя, что для меня — смерть! Едем! Мы не виноваты в том, что с нами сделали сильные мира сего. Я постараюсь заменить тебе то, что у тебя украли. Весь мир… — она не договорила, осторожно пробежала пальчиками по его щеке, и доверчиво опустила свою прекрасную голову ему на грудь.

Они стояли на палубе.

Из серых туч, нависших над волнами, сыпал серый холодный мелкий дождь.

Пятак раньше как-то и не предполагал, что у серого цвета может быть столько разных оттенков! Серый дождь, серые волны, серые чайки, серые облака… Светло-серое и тёмно-серое… А где же голубое?

А голубое где?

А какие глаза были у Полины?

Он забыл.

— Завтра в восемь утра будем в Гамбурге, — сказала Замоскворецкая, прижавшись щекой к его плечу.

Серое небо и серый дождь. Он и не предполагал раньше, что это может быть так красиво. Где-то он это уже видел…

Алла взяла его под руку:

— Пойдём вперёд, на верхнюю палубу. Я хочу посмотреть на наш корабль, разрезающий носом волну, как в «Титанике», помнишь?

Белый теплоход плыл по серой волне, и белая чайка парила рядом в набегающем потоке серого дождя… Волна…

Какие глаза были у Полины? Серые? Или голубые?

«И за борт её бросает в набежавшую волну…» — вспомнилась Дёме разухабистая казачья песня. И словно пелена упала с его мозга, отупленного болью.

Он вспомнил цвет глаз Полины — серый! Как цвет предгрозового неба. И где-то там в глубине маленькая белая искра её души.

Он легко подхватил прижавшуюся к нему Аллу, уверовавшую в свою полную победу над Пятаком, на руки. Аллу, которая закрыла глаза, подставив свои бесстыдные губы для поцелуя. Но Пятак не стал её целовать, а просто на секунду сомкнул веки и расслабил объятие, отпустив Замоскворецкую в свободное падение в свинцовые воды Балтики…

До слуха немногих пассажиров с нижних палуб долетел острый как бритва, неприятно короткий вскрик морской чайки…

«…Где вы, друзья? Видеть вас хочу, слышать! Куда я плыву на этой большой посудине? Кондуктор, нажми на тормоза!.. — подумал Демьян, несколько секунд продолжая смотреть в бесконечную серую даль. — Но остались ещё со мной мои друзья. Тут один, в кармане в чехле. Мобила! Перпе-тум мобила… Вечная мобила… Несколько кнопок, и есть контакт!»