– Да у нас все скучно, ничего нового, развлекаемся кто как может – вот сами себе праздники придумываем.– Он кивнул в сторону окна, за которым виднелся огромный плакат с надписью: «С днём рождения, Бульба Сумкин!»
– Вам бы только повод найти, опять все нажрётесь как свиньи. Ну, как там эта старая сволочь поживает? Похоже, сегодня оттянемся по полной программе…
– Не то слово. Бабок потрачено – караул! – самодовольно хмыкнул Фёдор
– Да, он это дело любит.
– Полдеревни пригласил…
Машина неспешно катила по улицам, привлекая к себе повышенное внимание, и жители поселка останавливалась как вкопанные, глазея вслед до тех пор, пока та не исчезала за следующим поворотом.
Бульба Сумкин нервно расхаживал по своему кабинету из угла в угол, поглядывая на блокнот и перо, лежащие среди вороха бумаг. Внезапно он остановился посреди комнаты, погрыз ноготь на указательном пальце и бросился к столу: «Шестьдесят лет назад я был внедрён в среду карапузов под псевдонимом Бульба с целью выявления подрывных и террористических организаций,– застрочил он в блокноте.– Чтобы не быть разоблаченным, с местными в половые контакты не вступал. По легенде являюсь сиротой Бульбой Сумкиным. Сумкины всегда жили в ж…» Бульба задумался… пожевал кончик пера: – Лучше написать: «всегда жили под холмом…»
В этот самый момент у дома фальшивого карапуза тормознул милицейский уазик, Пендальф дернул ручку, толкнул дверь и уже наполовину вылез из машины, явно намереваясь размять затекшие суставы, когда заметил, что Фёдор из машины выходить не торопится. Старик захлопнул дверь и повернулся к Фёдору:
– Так, Федя, старого разведчика не проведешь – давай все по порядку.
– Честно говоря, по нему давно дурдом плачет. Запрётся у себя в комнате, фуражку нацепит, сапоги хромовые. Красные стрелки на карте рисует и орёт: «Дранг нах остен». Ксиву свою потерял. Вот смотри,– Фёдор помахал перед носом Пендальфа красной книжицей.– Я лишний раз и не захожу. Боюсь, а ну как покусает? Он такой, он может.
– Да ты чё?
– И ещё он чего-то задумал.
– Девки заказаны? – оживился Пендальф.
– Молчит, как партизан. Я уж и так, и сяк. Молчит, как пень… извини, конечно.
– Да ладно.
– Вообще мы, Сумкины, всегда были смирными. Пока с тобой не познакомились, конечно.
– Это ты про того дракона, которого мы с твоим дядькой по пьяни в зоопарке задушили? – Глазки у Пендальфа забегали из стороны в сторону.– Это всё он, я только клетку открывал и за хвост держал. Ты же знаешь, я не при делах.
– Прокурору расскажешь. Знаем мы вас, пацифистов.
– Мда. Ладно, пойдем потолкуем с твоим родственничком.– С этими словами старик толкнул дверь, та с глухим стуком встретила какое-то препятствие, которое тут же шмякнулось оземь и заверещало благим матом.
– Растудыть тебя налево,– чертыхнулся Пендальф вываливаясь из машины.
Неподалеку от уазика потирал свой лоб неумытый деревенский мальчишка, вокруг которого уже собралась толпа таких же грязных детишек, которые наперебой кричали:
– Пендальф! Пендальф! Жахни, Пендальф! Сделай красиво!
Пендальф насупился, оглядел вмятину на пыльном борту, смачно выругался и хлопнул дверцей так, что Фёдор аж подпрыгнул на своем сиденье. Старик тем временем направился к багажнику:
– Слышь, Фёдор! Что-то ваши сопляки совсем распустились! У вас тут что, ни одного маньяка-педофила в округе нет?
Он порылся в своем арсенале, поочередно взвесил в руках пару «стволов» и один раз, не глядя, выстрелил в сторону. В сторону детей… Те не стали ждать когда их попросят ещё раз, и мгновенно испарились… Пендальф высадил им вдогонку по обойме с двух рук, попутно разнеся с десяток банок и горшков, развешанных на плетне, аккуратно сложил табельное оружие в багажник и захлопнул заднюю дверцу…
Фёдор вылез машины, оглядел «картину боя» и усмехнулся:
– Слышь, Пендальф, ты приехать не успел, а опять за старое.
– Не гони волну, Фёдор. Они же просили сделать им красиво? А красота требует жертв. Пошли, навестим Бульбу.
Пендальф решительно толкнул калитку и вошел во двор, совершенно не обращая внимания на приколотый к забору ржавой кнопкой листок с надписью: «Прием окончен. Местов нет». Подойдя к двери, он несколько раз пнул носком сапога дверь, войти в которую смог бы, только изрядно согнувшись или на корточках. Впрочем, это было неудивительно: к девятой графе Пендальфа никогда не было никаких претензий – к карапузам он не имел никакого отношения.
