Эйдор сокрушенно мотал головой, он почти не слушал исповедь Шамана. В голове все еще не укладывалось новое знание.
– Но мы оборвали цикл, мой друг. Оба так называемых «бога» находятся в темницах Разлома, и пребудут там пока стоит Братство. Да, теперь мы, живем на земле без веры и истребляем друг друга без их участия. Сами по себе. И, признаюсь, я давно хотел разорвать этот замкнутый круг войн Халда и Усмий. Перевернуть мир безбожия. Но то, что происходит на юге, может стать последней «божественной» войной в истории. Богов больше нет. Есть сила двух могучих чародеев, поддерживающая пламя глупого, древнего раздора, и заточенная в крепости Братства. Все! Кончено!
– А как же Кузни и Горн? – наконец спросил Эйдор. Он чувствовал себя разбитым, уничтоженным, стертым с лица земли.
– Помнишь наш разговор о них? Помнишь, как ты спросил «Откуда же появились мы?». Меня, как и прочих Мерзлых создал Усмий. Первый чародей. Знаешь, что это означает? Я, получается, всего лишь магический голем. Творение волшебника. Но чем я отличаюсь от простого человека? – голос Шамана стал тверже. – У меня нет чувств? Я не способен переживать? Думать? Любить? Чем я хуже обычного человека?
Вампир промолчал. Ему хотелось сказать что-нибудь неприятное, излить обиду за предательство, но он сдержался.
– Ты видел как появляются цветы? – продолжал Мерзлый – Их тоже заботливо высадили боги? Поверь мне – нет. Я был в Кузнях, мой друг. Там при помощи Копья Усмия происходят обряды перерождения тех рыцарей, кому суждено стать Верховным, и ничего божественного в Подземных нет. Это инструмент. Более полезный чем Горн, но всего лишь инструмент. Порождения магии, Эйдор, не больше.
– Может быть, ты опять мне врешь? – хмуро предположил вампир. – Откуда мне знать, что сейчас ты говоришь правду?
– Считай это исповедью, не незачем больше врать. Скоро меня не станет. И будь уверен, я отправлюсь не в чертоги Небесного, и не в огонь Подземных. Меня ждет вечная тьма.
Эйдор скептически хмыкнул.
– Знаешь, я ведь изучал и Горн и Кузни, – продолжил Шаман. – Я пытался понять их природу и пришел к единственному для меня решению – они кем-то созданы. Кем? Не знаю. Может быть, так пересеклись потоки магии? А может быть их соорудили Халда и Усмий? В свое время я пытался докопаться до начала начал. Я изучал прошлое, я погружался в далекие дни, но не добрался до истоков. Я много видел, много нашел. Знал ли ты, что паладины Небесного на юге причащаются украденной частицей Горна? Тот кто создал Орден по ту сторону – был вором! Но люди охотно подхватывают веру, потому что ничего не знают о прошлом. Могут догадываться, предполагать, придумывать – но истина не откроется. И чем больше ты ищешь, чем глубже закапываешься – тем вернее убьешь остатки веры.
Верховный замолчал. Где-то в лесу жалобно пропела птица, с озера донесся всплеск крупной рыбины. Руд с трудом сдержал зевок. С того момента, как Мерзлый начал рассуждать о вере и богах, воин откровенно заскучал. Всем известно, что за чертою смерти есть только смерть. Поэтому жить надо бурно, ярко, и чтоб все завидовали.
– Прощай, Эйдор. И еще раз прости, – наконец промолвил Шаман.
Мерзлый прошел мимо и обдал ледяной аурой. У Руда мгновенно застучали зубы от холода, и он попятился прочь. Под ногами захрустела обледеневшая трава.
Вампир неожиданно всхлипнул носом, словно собрался заплакать.
– Я прощаю, – крикнул он нелюдю вслед. Шаман замер на миг, покачнулся, но затем, так и не обернувшись, ушел.
Когда снежный колдун исчез с глаз товарищей, глаза вампира вновь забурлили магией, сначала неуверенно, лениво, а затем во всю мощь. Руд подобрал свой клинок с земли, сталь обожгла его холодом, и потому он поспешил сунуть меч в ножны. У болотистого подхода к озеру появилась тонкая, начинающая таять, корка льда. Эйдор долгое время ничего не говорил и в сторону воина не смотрел. Наконец, терпение Руда закончилось и он осторожно спросил:
– Что дальше?
Вампир медленно повернулся к нему. Выглядел он не очень: лицо осунулось, губы чуть подрагивали.
– Расстроился, что ли?
– А ты думал? – взорвался Эйдор.
