Худющий как жердь, с продолговатым яйцом головы, обритой почти под ноль, он стреляет прямо по зрачкам собеседника отрывочными, одиночно-короткими взглядами, то поднимая, то пряча наивные, чуть навыкате голубые глаза с кротким безумием, искрящимся меж белёсых ресниц; и по нервному, всегда чуть напряженному его лицу беспрестанно гуляет, совершенно отдельно от выражения глаз, наивно-обезоруживающая, детская до идиотизма улыбка - с отменными ямочками, непонятно как вообще появляющимися на впалых щеках, осунувшихся, как у узника концлагеря, от хронического недосыпания. Такое сверхъестественное сочетание безоблачной детскости со смертельной усталостью от жизни на одном и том же лице я встретил впервые, и потребовалось какое-то время, прежде чем я перестал отождествлять его с жалким типом голодного беспризорника, то и дело попадающегося на кражах шоколада из ночных супермаркетов.
Братец Ли - идеальный тип разрушителя жизни, как собственной, так и всех тех, кому приключилось пробыть в непосредственной близости с ним хоть какое-то время. Дела в баре трещат по швам, алименты выплачиваться не хотят, и долги растут, создавая массу проблем кредиторам. При этом никому и в голову не приходит обвинять его в чём бы то ни было. Я почти уверен, что даже бывшая его жена, заявляясь сюда раз в неделю с его же дитём под мышкой, "швыряет ценной мебелью в помещении", в общем-то, больше из ревности и безвыходного отчаяния, чем из желания как-нибудь "отомстить негодяю" ("А деревянная мебель? Здесь в Японии?! Это так недёшево, ты же знаешь?!?"). Он - из тех редких людей, которые не вызывают раздражения ни при каких обстоятельствах. В последнее время мне начало чудиться, будто даже в диком букете исходящих от него запахов английского одеколона, сырого пива и горького керосина, которым отапливалось заведение, - присутствует некий дух неумолимо нависающей над всеми нами Судьбы. Hа моей памяти чуть не дюжина его завсегдатаев совершенно неосознанно переняла это его "Shit happens, you know?!" - с такой странно успокаивающей вопросительной интонацией...
- И ты знаешь, Dima?.. Я чувствую целый день - как ты думаешь, что? Он постоянно чем-нибудь занят и передвигается этаким попрыгунчиком по всему бару, весь как на шарнирах, не останавливаясь ни на миг: полоскает стаканы, протирает столешницы в тесном зале, тюкает пальцем в калькулятор, одновременно чирикая что-то огрызком карандаша в растрепанных страничках невыплаченных счетов, подшитых в лохматую кучку двумя гигантскими ржавыми скрепками, - мельтешит и просто-таки толпится вокруг меня, моментами являясь чуть ли не с двух-трёх сторон одновременно. Отдельными кусками бесконечный его монолог звучит сдавленно и глухо, как-то даже по-привиденчески - из-под стойки, куда он ныряет время от времени - то за какой-нибудь тряпкой, то за червонцем, вдруг выпорхнувшим из неуверенных пальцев перебравшего посетителя.
- Такое маленькое сердце - можешь себе представить? - обычно безоблачные, ангельские его глаза вдруг прошивают меня взглядом навылет снизу вверх из-под стойки бара. - Hет, ты когда-нибудь пробовал вообразить?! - нависает он уже надо мной и шепчет прямо в лицо. - Такое крошечное сердце?.. И так много музыки!?
