Но по-научному молодой спортсмен выражаться не умел, а общие слова про свободу полета и приятно пустеющий во время прыжков мозг писать не хотелось.
Он гордился, что жизнь своей семье сумел устроить, что милостыни ни у кого не просит. Что даже автошколу закончил и, может, со временем накопит и на машину.
В любви только не везет.
Но оставалось радоваться тому, что есть.
Мать кое-как ведет хозяйство, пьет в меру. Брат — пусть не превратился в полноценного члена общества — особых тягот не доставляет. И повинуется старшему беспрекословно.
…Вот и сегодня Федор не сомневался, что решит проблему за минуту. Подумаешь, ранку вздумал ковырять! Взял Ярика за руку, сказал строго:
— Нельзя.
— Буду, — сердито ответил младший.
И попробовал вырваться.
Обычная и полностью нормальная первая реакция.
— Нельзя! — повысил голос Федор.
Сильно сжал ладони Ярика — боль всегда отрезвляет. Потом отпустил, протянул брату четки. Главное — переключить внимание.
Тот насупился — и четки отшвырнул.
В Центре предупреждали: шестнадцать лет для больного аутизмом — возраст сложный. Половое созревание завершилось, тело требует, а мозг не понимает, что организму надо.
— Будешь ковырять — врежу. Конкретно, — пригрозил Федор.
И кивнул матери:
— Дай пластырь.
Ловко заклеил ранку. Снова повторил:
— Не смей больше трогать.
Однако Ярик сорвал пластырь и ковырнул царапину с такой силой, что кровь струей брызнула.
А вот это уже бунт.
— Я предупреждала, — проскрипела матушка, — время придет — он и тебя перестанет слушаться.
Применить конкретную силу — дать пощечину, прижать брата к стене и снова заклеить рану — ничего не стоило. Но Федор решил попробовать договориться. Перестал нападать и спросил участливо:
— Проблемы, бро?
— Бро… — повторил Ярик.
— С девушкой поругался? — подмигнул Федор.
Он прекрасно знал, что девушки — как и любые другие люди, кроме самого себя — брата не интересовали.
Зря он на человеческие разговоры время теряет. Сейчас Ярик бесконечно заладит, как всегда бывало с новым для него словом: «Бро, бро, бро…»
Но тот вдруг сказал:
— Оля.
— Как? — Федя от неожиданности даже отпрянул.
А Ярик снова вцепился в царапину, начал драть ее, раскачиваться, забубнил:
— Оля-ля-ля-ля-ля…
— Все. Хватит! — рявкнул Федор.
В который уже по счету раз заклеил рану. Слегка врезал брату под подбородок:
— Сдерешь пластырь — прибью. Понял?
Непедагогично, в Центре не одобряли, но действовало.
Ярик членовредительство прекратил, но про неведомую Олю твердил весь завтрак и потом, когда Федя вел его на занятия.
— Да кто она такая? Тоже в ваш Центр ходит? Или училка? — пытался выведать старший брат.
Но добился только надсадного вопля:
— Ушла от меня!
Федор усмехнулся. Надо ему задержаться в Центре. Поболтать с Ксюшей, понаблюдать. А то вечно в спешке: привел, забрал — и бежать. Может, американские и прочие мировые методики, что активно практиковали педагоги-новаторы, возымели действие? И отрешенный от мира брат вскоре окончательно превратится в нормального? Влюбится, женится, нарожает детей, научится петь им колыбельные песни? А то и в кино снимется?
— Ярославушка наш пришел! — привычно обрадовалась администратор.
Ярик всегда махал старшему рукой, но сегодня не попрощался. Сразу двинул в общий зал, полный самых разнообразных предметов. Пазлы, мягкие мячи, кубики, матрешки, яркие карточки. Федя каждый раз удивлялся, насколько увлеченно с этой белибердой возятся взрослые на вид люди.
Он проводил брата взглядом и спросил у Ксюши:
— А Оля — это кто?
Та округлила глаза:
— Вам Ярик про нее сказал?
— Угу, — кивнул Федор.
— Прямо имя назвал? Потрясающе! — восхитилась. — Это явный прогресс! Меня он все годы упорно называет тетей. — Схватилась за телефон, объяснила: — Начальнице позвоню, обрадую!
— Потом позвонишь. — Федя, на правах красавца и атлета, с девушкой был без церемоний. — Мне объясни сначала. Кто она?
— Педагог наш. С Ярославом очень плотно работала последние несколько месяцев. Они подружились, насколько это возможно.
— Я могу с ней поговорить?
— Нет, — вздохнула Ксюша. — Ольга уволилась. Еще позавчера.
— Почему?
— Непонятно, — понизила голос администратор. — Она просто заявление написала — и все, исчезла. Телефон выключен. С квартиры съехала.
