Гнев герцога, замешанный на отвращении, страшил Джорджиану. Они уже давно перестали притворяться, что верны друг другу, но этот случай был особым: муж ясно дал ей понять, что она сама выступила в роли совратительницы, и уж никак не совращенной; кроме всего прочего, отцом ее будущего отпрыска был француз!
Родители Франсуа забрали ребенка, когда ему исполнилось несколько недель от роду, и вскоре Джорджиана практически забыла о существовании своей дочери. Теперь, спустя одиннадцать лет, она испытала настоящий шок, получив письмо, в котором сообщалось о смерти Франсуа, а главное, о плачевном положении Фанни, оставшейся без отца.
Долго раздумывать и тем более колебаться было не в правилах Джорджианы: она не могла позволить, чтобы ее дети были бездомными, голодными или заброшенными! И хотя она никогда не сможет открыто назвать Фанни своей дочерью, девочка должна занять достойное место в их большой семье. Герцог едва ли захочет утруждать себя расспросами относительно ее появления: они, как и многие знатные домовладельцы, обычно содержали целую свиту бедных родственников, экономок, гувернанток и личных секретарей.
— Если она похожа на своего отца, она должна быть просто прелестным ребенком, — мечтательно сказала Джорджиана.
— Я бы так не сказала, — ответила Генриетта. — Правда, она так ужасно одета, бедняжка, что мне было трудно судить о ее внешности. Она показалась мне очень спокойным ребенком в отличие от моей непоседы Каро! Надеюсь, они обязательно подружатся.
— Твоя Каро очень добрая и всегда готова защищать слабых и обиженных. Правда, не думаю, что Фанни придется от кого-то защищать… Ты такая молодец, Риетта, что придумала взять ее к себе; несомненно, это лучшее, что вообще можно было придумать.
— Конечно! Кроме того, у Каро теперь появится подружка ее возраста. Белинда Янг постоянно твердит мне, что Каролина могла бы добиться гораздо больших успехов в учебе, если бы она занималась не одна. Ведь ты знаешь, ей всегда надо быть самой лучшей. Естественно, она продолжит заниматься и с мистером Крессиджем, да и для Фанни его уроки будут, пожалуй, не лишними — если ты не возражаешь.
— Разумеется, нет! Девочка должна освоиться в доме, и Каро поможет ей в этом. Но меня беспокоит одно… Не будет ли она чувствовать себя несчастной оттого, что я — ее мать — не хочу жить с ней под одной крышей?
— Фанни не знает всей правды. Ее дед и отец сочинили весьма правдоподобную легенду, и девочка убеждена, что ее покойная мать-англичанка, которая была первой женой Франсуа, приходится нам дальней родственницей.
Джорджиана поежилась.
— О, Риетта! — пробормотала она.
— Что такое, дорогая?
— Нет-нет, ничего. Просто я представила… представила себе на мгновение, что я умерла… что меня уже нет на этом свете, и мне стало так жутко. Хотя… это похоже на правду — когда мы расстались с Франсуа, какая-то часть меня умерла…
— Выпей-ка еще немного вина, — сказала Генриетта, наполняя высокий хрустальный бокал.
Леди Каролина Понсонбай с интересом разглядывала Фанни.
Миссис Мартин, старшая экономка Девоншир-Хаус, послала за Каролиной, затем принесла поднос с лимонадом и клубничными тарталетками и оставила девочек наедине.
Фанни, которая уже успела съесть слишком много сладостей, была не голодна, зато Каро, вместе с другими детьми несколько часов кряду практиковавшаяся в искусстве стрельбы из лука на свежем воздухе, с наслаждением принялась поглощать пирожные.
— Мама сказала, ты, скорее всего, будешь жить у нас, — с набитым ртом заявила она. — Я еще пока не уверена, рада я или нет. Понимаешь, это больше зависит от тебя, чем от меня самой. Некоторые девочки мне очень нравятся, и если ты окажешься такой же, как они, это будет просто здорово! А если ты из тех противных вредин, которых я терпеть не могу, то меня это не сильно расстроит. В конце концов, мне ведь не обязательно сидеть рядом с тобой целыми днями.
Произнеся этот чистосердечный монолог, Каролина замолчала и снова уставилась на Фанни. Трудно было даже вообразить двух других девочек, так непохожих друг на друга. Фанни, с ее огромными, печальными карими глазами, болезненно бледным лицом и темными локонами, сидела подавленная, словно потеряла дар речи.
