Орсино невозмутимо смотрел на нее.
— Разумеется, — сказал он. — Все будет по-вашему, как только вы выполните мою просьбу.
— Так и знайте: я никогда не представлю вас лондонскому свету и не позволю вам причинить зло моим друзьям. Советую вам убираться из Англии. Тут вы ничего не добьетесь.
В ответ Орсино улыбнулся хищной улыбкой. У него был вид охотника, который восхищается увертливостью своей добычи.
— А я-то надеялся, что мы поладим, — сказал он, подходя ближе к Эмме. — В память об Эдварде я дал вам время подумать над моей скромной просьбой. Я не пытался принудить вас, хотя вы обращались со мной преотвратительно.
— Не пытались принудить? Да вы непрерывно путались у меня под ногами. Но это вам не поможет. Я наотрез отказываюсь вам помогать.
— Будучи джентльменом…
Эмма насмешливо фыркнула.
Граф Орсино посмотрел на нее с укоризной:
— Будучи джентльменом, я до сих пор не объяснял вам, почему вам придется мне помочь.
— Ни за что…
— Вы ставите меня в безвыходное положение, — перебил он ее. Его лицо покраснело, губы приоткрылись, глаза засверкали.
«Похоже, что он предвкушает большое удовольствие», — подумала Эмма.
Орсино смотрел на Эмму взглядом, который приводил ее в смущение и замешательство. Сейчас между ними начнется настоящая битва.
— В пьяном виде Эдвард становился очень откровенным, — начал Орсино.
— И вы его, конечно, подзуживали, — бросила Эмма.
— Пил он, как мы знаем, много, — продолжал граф, словно не услышав ее слов.
— И к этому вы тоже его подзуживали. Так вам было легче обчищать его карманы.
— Он мне много рассказывал про вас, — продолжал Орсино отрешенным, задумчивым тоном, словно вспоминая что-то необыкновенно приятное. — Эдвард, когда хотел, умел рисовать очень, гм, красочные сцены.
— В пьяном виде он нес разную околесицу, — сказала Эмма. У нее появилось предчувствие чего-то страшного.
— Да нет, никакой околесицы он не нес. Все было очень четко и… подробно. Он очень увлекательно рассказывал о вашем побеге из дома и вашей свадьбе.
Граф окинул ее с головы до ног похотливым взглядом.
Эмма вспыхнула.
— Было очень интересно слушать, как вы настаивали на побеге, хотя отец запретил ваш брак с Эдвардом, как в карете вы непрерывно его обнимали. — Граф скользнул интимным взглядом по груди Эммы.
Она покраснела еще больше. Какая же скотина этот Эдвард!
— И он рассказывал, какой пыл вы проявляли во время недели, предшествовавшей брачной церемонии. — Орсино оскалил зубы в хищной усмешке. — Чрезвычайно увлекательная история.
«Это верно», — тоскливо думала Эмма. Она считала себя влюбленной и полагала, что Эдвард влюблен в нее так же сильно. Она думала, что они проживут всю жизнь в любви и согласии. Вместо этого ее ждали семь лет ада, а теперь в довершение всего она узнает, что Эдвард рассказывал об их интимной жизни своим подонкам-приятелям. Охваченная стыдом и яростью, Эмма молчала.
— Без сомнения, ваш муж и его друзья дорого дадут за то, чтобы узнать все эти интересные подробности, — продолжал Орсино, не сводя с нее похотливого взгляда.
— Вы — гнусное ничтожество, — сказала Эмма.
— А когда я добавлю… некоторые реалистические штрихи, например, расскажу про родинку у вас на…
— Вы не посмеете! — вскричала Эмма.
— Посмею. — Было очевидно, что он не только посмеет, но и получит от этого огромное удовольствие. — Будучи загнанным в угол, я посмею все что угодно. И вы это знаете.
Да, она это знала. У Эммы упало сердце. Она вспомнила эпизод в Вене, когда Орсино вот так же обезденежел. Он тогда нашел молодого богатого немца, который приехал в Вену, чтобы показать родителям жены новорожденного сына. Орсино напоил его до положения риз и за одну ночь обчистил до последнего пфеннига. На следующее утро, протрезвев, несчастный молодой человек, не в силах признаться семье в своем ужасном проигрыше, покончил с собой. А Орсино насмехался над его глупостью. У него был такой же довольный вид, как сейчас. Чужая боль доставляет ему наслаждение.
— Боюсь, — продолжал Орсино обманчиво-мягким тоном, — что у слушателей создастся впечатление, что я лично имел возможность познакомиться с вашими чарами. — Он провел кончиком языка по нижней губе. — В каком-то смысле так оно и есть, поскольку Эдвард очень красочно все живописал. Если вы мне не поможете, — сказал он уже жестким голосом, — я приложу все усилия, чтобы убедить Лондон в нашей связи.
