Они дошли до двери спальни Эммы, и Колин не знал, войти ему туда вместе с женой или нет. После вчерашнего он не был уверен в приеме. Эта мысль огорчила и рассердила. Он всего-навсего хотел, чтобы все оставалось по-прежнему.
— Нас смешат одни и те же вещи, — сказал он.
— Это верно, — признала Эмма, в глазах и уголках рта которой еще таился смех.
— Такое не часто случалось в моей жизни.
— И в моей тоже. Как, по-твоему, это понимать? Что у нас обоих извращенное чувство юмора?
Глядя на нее, Колин почувствовал, как в нем поднимается пугающая его своей силой волна чувства. Он не знал, как назвать это чувство, хотя знал, что оно целиком обращено на Эмму.
— Я вчера вечером… погорячился, — проговорил он. — Я не хотел тебя обидеть.
Глядя в ее синие глаза, наслаждаясь такой знакомой, но каждый раз заново его удивляющей красотой, он невольно поднял руку и погладил Эмму по щеке. Она накрыла его руку своей. Колин со стоном схватил ее в объятия и крепко прижал к себе. К его огромному облегчению, Эмма обвила руками его шею. Протянув за ее спиной руку, Колин нащупал ручку двери и завел жену в спальню. Закрыв за собой дверь, он наклонился и коснулся губ Эммы легким, как взмах крыльев бабочки, поцелуем. Она удовлетворенно вздохнула.
Колин стал осыпать ее быстрыми легкими поцелуями, блуждая рукой по ее телу. Она последовала его примеру и, просунув руку ему под рубашку, стала ласкать его такими же легкими движениями. Колин содрогнулся от ликующей страсти.
Он расстегнул застежки ее платья, и оно скользнуло на пол. Отступив на шаг, Колин быстро снял камзол, шейный платок и рубашку. Эмма гладила его мускулистые руки и грудь. От ее ласки у него заходилось сердце. Пальцами она чувствовала, какая у него горячая кожа. Его поцелуи, хотя все еще быстрые и легкие, стали настойчивее.
Вдруг он наклонился, подхватил край ее нижней юбки и снял ее через голову. Минуту он держал ее руки поднятыми, а губами впился в нее совсем не воздушным поцелуем. Поцелуй длился очень долго, и руки Колина постепенно спустились по рукам Эммы на ее бедра. Прижав ее к себе, он сиплым голосом сказал:
— Пошли в постель.
Эмма стояла голая возле высокой кровати и смотрела на него. Ее взгляд воспламенял Колина все больше. Не в силах более сдерживаться, они упали на кровать. Эмма начала ласкать низ его живота легкими прикосновениями. Колин, застонав, стиснул зубы — наслаждение граничило с мукой. Он знал, что не долго еще сможет сдерживаться, однако хотел попробовать на вкус все ее прекрасное тело. Он приподнялся на локте и стал покрывать поцелуями ее нежные плечи, грудь, где он слегка задержался, чтобы насладиться ее тихими стонами нетерпения, мягкую кожу ее живота, округлость бедер, красивые ноги.
«Она как теплый шелк, — думал Колин, — который скользит по телу и доводит до исступления. В постели с ней тебя охватывает замечательное чувство: ты отчаянно ее хочешь и одновременно, зная, что ты ее получишь, стремишься растянуть это состояние желания». Он проник свободной рукой в горячее влажное средоточие ее собственного желания.
Вскрикнув, Эмма выгнулась навстречу его руке, а он не хотел, чтобы это блаженство кончалось, ему хотелось, чтобы оно продолжалось вечно.
— Колин! — стонала Эмма. — О, Колин!
Нетерпение, звучавшее в ее голосе, окончательно разрушило его слабеющую власть над собой. Он приподнялся и припал к ее губам. Эмма прижималась к нему, обхватив его ногами и выгнув спину. Повторяя ее имя, он резко вошел в нее, и оба вскрикнули от наслаждения. Теперь он уже не мог остановиться…
— Если бы не ты, я никогда бы этого не узнала, — прошептала она через какое-то время, когда оба просто лежали, отдыхая.
— Чего этого?
— Подобных ощущений, — тихо сказала она, все еще глядя ему в лицо. — Этого восторга. — Она с трудом подбирала слова. — Я не хотела еще раз выходить замуж. И я бы никогда… я прожила бы всю жизнь, не зная такого…
Она села и потянулась.
— Такого чего? — спросил он.
— Такого блаженства. Такого наслаждения. Эдвард никогда… — Она замолчала.
— Чего никогда не делало это ничтожество — Эдвард Таррант? — спросил Колин.
