– Я и сам так думал, – рассмеялся Макс. – Когда Майкл только-только взял меня на работу, я ничего не смыслил в этом деле, но мы учились вместе и в конце концов выстроили империю. Но мне нравится самому вникать в работу каждого отдела. Должно быть, я диктатор по натуре.
– Определенно, – закатила глаза Карина. – В детстве ты нас всех до белого каления доводил. Только и знал, что командовать, да еще и дулся, когда мы не слушались.
– Ничего я не дулся.
– Ого, еще как! А когда это не действовало, строил свои раскрасивые глазки первой попавшейся особе женского пола, и та не могла устоять. Да ты и сейчас так делаешь.
Он уставился на нее – удивленно и немного растерянно.
– Глупости. Тебя послушать, так я какой-то жиголо, добиваюсь всего за счет внешности.
Карина откусила еще кусок пиццы и пожала плечами:
– Ну, тут дело не только в твоей фигуре. Еще и в обаянии.
– Прекрати. Ты меня нарочно достаешь. – Макс чуть не заерзал в кресле. Неужели она и правда считает, будто он достиг положения за счет своей внешности? – Если бы у меня совсем не было мозгов, я бы не помог построить эту империю.
– Мозги-то у тебя есть, еще бы. В этом-то и секрет твоего неотразимого обаяния – ты знаешь, когда его использовать. Были бы у тебя одни мозги, еще можно было бы устоять.
И зачем только он ввязался в этот дурацкий разговор? Он хотел было вообще не отвечать, но рот сам открылся против воли.
– Я отношусь к женщинам с должным уважением. И всегда относился.
Карина вытерла рот салфеткой и села, скрестив руки. От этого жеста ее старомодная блузка натянулась на полной груди.
– А помнишь, Анжелине подарили новую видеоигру, а ты уговорил ее одолжить эту игру тебе на целый месяц?
– Она же просто по-дружески! – сердито фыркнул Макс.
– Ну да, конечно. Майкл говорил, она в школе ходила за тобой по пятам, как собачонка. А ты наигрался, отдал ей игру и больше с ней почти не разговаривал.
Макс сунул бумажную тарелку в пакет и смял. При этом напоминании в нем поднялось раздражение. Он ведь ничего подобного и в мыслях не держал. Он всегда был вежлив с Анжелиной, просто встречаться с ней не хотел.
– А помнишь, как Тереза тебе доклад по естествознанию готовила? Майкл рассказывал, стоило тебе один раз подсесть к ней за обедом – и она все за тебя написала.
– И что это Майкл про меня сплетни распускает? – проворчал он. – Ничего подобного не было.
– А сегодня утром? – Карина победно вздернула подбородок.
– А что сегодня утром?
– Ты разве не должен был в субботу идти на вечеринку к Уолтеру? – усмехнулась она.
Макс вытер стол, не глядя на нее, но в животе что-то неприятно екнуло.
– Да, и что?
– Ты сказал Бонни, что устал, что у тебя слишком много работы и хорошо бы кто-то пошел вместо тебя. Она тут же вызвалась тебя заменить в качестве представителя «Милой Мэгги».
– И каким образом это делает из меня негодяя? – проворчал он.
– А помнишь, – улыбнулась Карина, – она потом спросила, не пойдешь ли ты с ней в оперу? У нее был лишний билетик. А ты похлопал ее по плечу, сказал, что некогда, поблагодарил за то, что согласилась пойти вместо тебя на вечеринку, и отошел, а она осталась стоять столбом. Признай уж правду, Макс. Когда дело касается женщин, от тебя ничего хорошего ждать не приходится.
Макс онемел от изумления. А Карина с победным видом поднялась с кресла и выбросила остатки своего обеда.
– Мне было некогда, – объяснил он. – И по плечу я ее не хлопал. С женщинами я себе такого не позволяю.
Она почему-то страшно обрадовалась, услышав это возражение.
– Позволяешь, позволяешь. Ты их тешишь надеждой, что тебя можно завоевать. А потом окатываешь холодным душем. Классическая тактика Макса, я уже сколько лет ее наблюдаю.
Ну все, хватит. Он не из таких, пора ей это усвоить.
– Карина, не знаю уж, за кого ты меня принимаешь, но так по-свински я с людьми не поступаю. Что бы там твой брат тебе ни наговорил…
– Да Майкл мог мне вообще ничего не говорить. Я сама уже сколько лет замечаю. Ты и со мной точно так же обращался.
– Что?! – Возмущенный рык вырвался у Макса прежде, чем он успел совладать со своими эмоциями. Он чувствовал, как дрожит от негодования каждый его мускул. – Я никогда не позволял себе по отношению к тебе ничего неподобающего.
