Обнимаю и передаю привет всем участникам обозрения. Уверена, что Лимонов присоединяется. Он, правда, сейчас спит.
Твоя Наталья Медведева
Владимир Максимов
31 августа 86
Что касается обмена публикациями, то я это только приветствую, но, со своей стороны, могу Вам лишь дать безоговорочное право на перепечатку любых материалов «Континента» (разумеется, со ссылкой на него). Высылать Вам заранее тексты или макет мы просто не в состоянии: практически журнал делают два человека — я и Горбаневская, да еще моя жена в качестве технического помощника. Боюсь, что мы просто окажемся не очень аккуратными корреспондентами.
Удивлен, что до сих пор «Панорама» не получает «Континента». В ближайшие дни вышлем предыдущие номера, а с 49-го будете получать регулярно.
В.Максимов
* * *
26.11.1987
Дорогой Александр!
Последние номера «Панорамы» читаю с печальным изумлением, если не сказать больше. После статьи Рыскина «Помогите носорогу» я, разумеется, тут же отнес себя к «русскоязычным консерваторам», которых «открытость советской системы автоматически делает смешными и ненужными».
Прилагаю к этому письму отчет «Русской мысли» о парижском форуме «Литература без границ», на котором собрались именно те самые «консерваторы», как русско, так и иноязычные. В ближайшее время Вам тоже пришлют отчет об этой встрече. Как видите, компания более чем достойная и, тем не менее, не боится показаться в глазах господина Рыскина «смешной и ненужной».
Песни господина Рыскина уже пели в двадцатые годы Устрялов и Гуль, в тридцатые Шульгин и Эфрон, в сороковые Милюков и Маклаков, в пятидесятые — чуть не вся русская эмиграция.
Чем это кончилось, общеизвестно. И кто оказался «смешным и ненужным» — тоже. Так что предпочту не оказаться с такими «прогрессистами», как господин Рыскин, с его единомышленниками вроде Лимонова, Эткинда, Копелева или Вайля с Генисом.
Интересно только, что эта «русскоязычная» публика, о которой давно забыли даже их собственные родственники, может противопоставить упомянутому мною выше списку «консерваторов», кстати, далеко не полному, ибо я не назвал еще многих и многих от Нормана Подгореца до Эжена Ионеско включительно.
Как у нас теперь в России говорят, смеется тот, кто хихикает последним. Я вовсе не радуюсь тому, что мне рано или поздно придется хихикать над наивным простодушием наших доморощенных и западных поклонников господина Горбачева, потому что скорее всего мне придется плакать над ними, да и над собою тоже: победа советской дезинформации будет победой над всеми нами.
Горько читать, дорогой Александр, когда газета недавних эмигрантов восторгается санкционированной сверху смелостью таких советских проходимцев от литературы, как Вознесенский или Коротич (прочитайте хотя бы вышедшую всего четыре года назад книгу последнего об Америке под названием «лицо ненависти»).
Выходит, мы, как Бурбоны, по меткому выражению Александра Первого, ничего не забыли, но ничему и не научились.
С искренним уважением, В.Максимов
* * *
1.12.88
Дорогой Александр!
Искренне благодарю Вас за любезное предложение высказаться по поводу интервью двух ваших авторов с Т.Толстой.
Думается, едва ли в этом есть надобность: на всякий чих не наздравствуешься. К тому же, и слишком много для этой дамы чести.
Ваш В.Максимов
* * *
1.5.92
Дорогой Александр!
Был бы благодарен за публикацию. Это прощальная просьба «Континента».
Ваш В.Максимов
(Это письмо предшествовало закрытию издания «Континента» в Париже. — прим. ред.)
Давид Маркиш
10.6.84
Дорогой Саша!
Прости великодушно за задержку: был в Ливане месяц, потом сын родился — тоже запарка. Да и выборы на носу — работы много: пропаганда и страсти.
Посылаю несколько материалов.
Получаете ли Вы наш бюллетень русской пресс-службы Сохнута?
А как мои «Шуты»? У меня через недельку выходит по-русски роман «Пес», пришлю. На иврите он уже вышел два месяца назад.
Сердечно твой Давид Маркиш
Зиновий Паперный
30 октября 1990
Дорогой Саша!
Пишу Вам с опозданием — после возвращения в Москву нужно время, чтобы прийти в себя, очнуться, оклематься и т. д.
Я хочу Вас поблагодарить за внимание к моей скромной особе, за теплое «вступ-слово» на вечере в Пламмер-парке.
