В России, старик, была у меня такая слава и такой триумф, что об этом даже глупо писать — уже две недели, как приехал, и непрерывно хвастаюсь. Более всего горжусь двумя вещами: 1. У меня (как и подобает большим артистам) сели голосовые связки, и я потерял голос в день отъезда; и 2. Ни ЦДЛ, ни Дом Кино, ни Музей Герцена, ни Театр Эстрады (все — набито битком) за все время своего существования не слышали столько неформальной русской лексики, как за один вечер израильского завывателя стишков. А книжку мою издали афганские ветераны — ребята удивительные, чуть странные, с кучей психологических особенностей (думаю, что похожие на американцев из Вьетнама). Они же сейчас издадут еще том, и «Прогулки», и даже роман, который 5 лет лежал.
И.Губ.
* * *
Дорогой Сашка, я же был в е…ной Москве по разным своим лит и киноделам. И поздравить не мог. Делаю это сейчас. Дай Бог, чтобы дела шли еще лучше. При встрече поболтаю. Сейчас сил нет ни хуя. Блядь буду. Прости. Всегда помню о твоем ко мне расположении и дружбе. Привет коллегам.
Совершенно искренне — И.Губ.
* * *
Книга интересная (о моей книге «Беглый Рачихин» — А.П.). Отнесся к ней как к стакану жуткой сивухи — залпом. Рачихин — личность темная. Или аффективен. Спасибо.
И.Губ.
Еще не очухался от работы и гулева. В Германии я получил 1 (первую) премию за лучшую телерекламу сосисок длиной больше 8 см. «Ах, либе дих, при виде вашего вурста сами открываются уста».
Обнимаю И.Губ.
* * *
П-98
Милый Саша, привет! Вот я вернулся из поездки в Россию (мне заказывали авторскую программу на TV, пролистал гору накопившихся «Панорам» (очень ты хорошую делаешь газету) и узнал с огромным запозданием о смерти твоей матушки. Прими, старина, мое сочувствие, я понимаю, насколько пусты в этом случае любые слова. Ты как сын был безупречен, и ее последние годы протекали в покое и благоденствии, это ведь тоже очень важно. Я когда-то (хороня отца) испытал чувство, наверняка посетившее сейчас и тебя: что родители были каким-то странным заслоном между нами и смертью, а теперь на этот последний, голый уже отрезок — вышли мы. Был бы рад выпить с тобой рюмку в эти дни, но сделаю это здесь — мне кажется, что ушедшие радуются, когда их поминают. Обнимаю тебя.
Что касается моих суетливых телодвижений, то я их стараюсь свести к минимуму, хотя за прошлый год побывал в Австралии, Германии и России (от Петрозаводска до Владивостока), в Англии и Италии (в двух последних — гулял на денежки, заработанные в трех поездках).
С июня начну работать в газете под руководством пахана Эдика Кузнецова, очень боюсь, ибо совершенно разучился работать (тем более — в здоровом коллективе). <…>
Твой И.Губ.
* * *
4/III
Милый Саша, привет! Шлю тебе материал, очень (по-моему) забавный. Сукой быть, я это и вправду видел и буду об этом парне еще много писать. Там пометки на полях — это следы того, что я это читал по радио на Союз (там сейчас только до телепатии). Если к этому еще добавить, что я это и здесь где-нибудь напечатаю в зачуханной газетенке (их сейчас у нас десять уже выходит), то ты поймешь, что я настоящий разбойник пера, а не тот балбес, которого ты видел у себя дома (ах, как это было хорошо, спасибо тебе еще раз). А если печатать не будешь, то выкинь, а я тебе что-нибудь еще пришлю. А могу прислать его фотографию (это Рони). А если хочешь — пришлю свою. Желаю тебе удач и процветания.
Жму руку, с почтением И.Губ.
* * *
3/IV.
Спалив дотла последний порох,
Я шлю свой пламенный привет
Всем дамам, в комнатах которых
Гасил я свет.
Милый Саша! Ты мне очень помог жить (ты будешь смеяться), ибо твое бодрое письмо пришло как раз в день, когда я предавался пакостной меланхолии и впадал (временно) в грех неблагодарности своей фортуне. Отчего-то твое письмо очень меня развеселило и устыдило. С газетой здесь ничего не выходит (я имею в виду «Панораму»), что отменно говорит о ней — она очень американская, так что не расстраивайся, а гордись. Скоро, наверно, и я буду работать в газете «Маарив» («Вечерка»), тогда мы еще поиграемся в профессиональные игры.
Жму руку, твой И.Губ.
* * *
