— У нас была как-то в Балашихинском музее моя персональная выставка, мы выставили больше трехсот работ, — останавливает ее Стиль. — Там в книге отзывов была занятная запись: «Благодарим художников за разнообразие экспонатов…».
— Они не заметили твоих подписей на картинах, посчитав, что это все работы разных художников… — предполагаю я.
— Конечно! — смеется Стиль.
— У него такая разница в стилях!.. — добавляет Ляля.
— Саша сказал лучше — «разностильный Стиль»! — перебивает ее Леонид. — В этих трех с половиной тысячах моих картин есть самостоятельные серии.
— Ну, хорошо, и что, если в ближайшие годы здесь не построят музей, а из России тебе предложат: «Даём огромное помещение — и это будет твой музей», согласишься? — интересуюсь я.
— Не подходит, — и вот почему: здесь это реально, а там…
— Но ведь там есть очень богатые люди, они покровительствуют искусствам, для них построить здание музея — как для тебя заказать здесь подрамники… Им отдал бы свои картины?
— Думаю, что нет, не отдал бы!.. Да там и духовная ситуация сейчас не такая.
Возвращаясь к началу беседы, я спрашиваю:
— А все же — почему ты…
— Сюда приехал? — не дает он мне досказать.
— Да нет, — уточняю, — «оттуда уехал», почему «сюда» — понятно!
Мы оба смеемся и продолжаем беседу.
— Только из-за подрамников?
— Во-первых, там пропала всякая возможность, даже теоретическая, сделать свой музей.
— Значит, с этой идеей ты живешь уже не первое десятилетие, так?
— Да. И если пройдет еще десятилетие — есть Алеша, сын!
А этот, найденный им спонсор, создаст музей не только для Стиля — у нас здесь есть замечательные художники, которые тоже подарят свои картины музею — Клионский, например, он готов отдать все свои работы, а ведь у него — шедевры! Да и в России есть — Глазунов, например, — в Америку картины они отдадут бесплатно!
— А кого бы ты выделил из них, из числа российских мастеров, кого назвал бы своими соратниками?
— Илюша Глазунов, он мой соученик — во-первых, его, а еще Шилов, Присекин… да и здесь — все Лёшкины друзья — они отдадут свои работы, среди них есть превосходные художники.
— Вопрос мой не в том, кто отдаст свои работы бесплатно, — а с чьими работами рядом ты хотел бы видеть свои?
— Я их назвал тебе только что…
— А с кем бы ты не хотел «висеть» рядом?
— С абстрактными художниками: с квадратом Малевича, с Шагалом, с Пикассо — с ними мне рядом нечего делать…
— А из нынешних — с Кабаковым, например?
— Нет! — хором ответили Лёня и Ляля. А Леонид добавил: — Я сторонник классического искусства, реализма в искусстве.
— Ну, хорошо, с музеем Лёша поможет, а что скажем сегодня о нем самом? Я знаю его работы, и, мне думается, он продолжает в живописи твою линию, не так ли?
— Верно, у него очень много работ, — вот и здесь они висят…
— Стало быть, он тебе и помощник и соратник по духу?
— Да нет, — смеется Стиль, — это я его помощник… Вот смотри, — это он себя написал в 16 лет — равносильно Ван Дейку! Рубенс сказал: нужно так научить своих учеников, чтобы потом было у кого поучиться. Теперь я учусь у него, как надо работать! А ведь он шестилетним мальчишкой уже написал первую свою работу…
— Уж не с тех ли пор вы и поменялись ролями?.. Шучу, конечно, ну, а всерьез: поговорим о Ляле — вдохновительнице твоих работ, о твоей музе, о жене…
Ляля, показывая на висящие на стенах портреты женщин, а их здесь немало, улыбается:
— У него были второстепенные музы, а теперь я — главная!
— Вот, — говорит художник, — видишь: этому портрету лет сорок, а этот — «моложе», ему — только пятнадцать…
— Знаешь, мне кажется, ты хороший пример по-настоящему счастливого человека, — готовлюсь я завершить беседу.
— Согласен, конечно! Хотя, что такое счастье? Есть шутка: говорят, счастье, это когда успел во время добежать до туалета!
Отсмеявшись, в разговор снова включается Ляля:
— … Когда мечты сбываются, это тоже счастье… Вот Лёня говорит: «Музея пока нет, но есть мечта», и ведь что-то обязательно сбывается, когда он говорит.
— Но, точно, не в России? — повторяю я свой вопрос.
— Знаешь, — отвечает он, — после 90-го года там был настоящий кошмар — в моей мастерской картины заливало водой… А сейчас там распад искусств, и у меня теперь такое чувство, что Америка — единственная страна в мире, которая способна у себя «раскрутить» новый виток ренессанса.