Я сейчас вдруг вспомнила, как мы познакомились… Рассказать? Это были дни, когда я пробовалась на роль Тани в «Романсе о влюбленных». Помню, мы сели в машину, с нами был, кажется, Саша Адабашьян. «Жигуленок», по-моему, синего цвета, вел Андрон. Мы попали в метель, машину крутило и заносило, а Андрон играл с ней, раскручивая еще больше, и при этом цитировал куски из стихов Пастернака. Саша вторил ему, а меня, студентку «Щуки», похожую, как шутил тогда Андрон, на «Красную шапочку», мотало и прижимало на крутых поворотах к дверце машины…
«Мне Брамса сыграют, я вспомню…», читали ребята куски из пастернаковского цикла «Болезнь души». Я и сейчас открываю для себя Пастернака — ион ассоциируется у меня с периодом «Романса о влюбленных». Зритель может не понять этого ряда, но для Андрона поэзия Пастернака стала как бы поэтическим источником картины.
Мы помолчали.
— Леночка, — то, что ты рассказываешь, разрушает довольно распространенное мнение об актере как о пустом сосуде, принимающем в себя новую роль и потом бесследно освобождающемся от нее в ожидании новой. А тебе никогда не кажется, что ты и впрямь когда-то жила кем-то из своих героинь — ну вот, может быть, Клеопатрой, а в роли только повторила свой прошлый жизненный опыт?
Лена нисколько не удивилась.
— Мне кажется, чтобы задать такой вопрос, нужно на этот феномен иметь определенный взгляд. Он, действительно, происходит с актерами, и еще, наверное, с писателями. Как у Пушкина: «Моя Татьяна, — как-то заметил он, — что вы думаете она сделала? Она вышла замуж!» Художник — он как бы находится во власти определенной системы, существующей вне его. Он узнает ее и следует ей. А у актеров — у них происходит такое: они не просто перевоплощаются, но навлекают на свою судьбу, своих героев.
— Трагическое подтверждение этой мысли: был известный американский режиссер Борис Сегал. В 60-е годы он поставил множество теле— и кинофильмов. В одном из них, снятом для мистической телесерии «Twilight Zone» («Сумеречная зона»), герой вступил в единоборство с призраком самолета — он пошел на его пропеллер, и самолет… исчез. Годом позже снимался фильм «Масада». На съемочной площадке стоял вертолет. Сегал, ставя мизансцену, сделал шаг назад. В это время пилот включил мотор, вращающийся пропеллер аккуратно, как гильотина, срезал голову режиссеру. Постановку «Масады» завершал другой режиссер.
— Да, случай, конечно, исключительный… и он может иллюстрировать мою мысль. Я только хочу добавить, что когда я говорю — «Клеопатра осталась во мне», — я говорю не только о переживаниях актера: я, сыграв ее, несу в себе эту женщину, как бациллу, как химию, вошедшую в меня.
Мой отъезд?.. Он, действительно, не был подготовлен. Во всяком случае — на сознательном уровне. В моей семье вообще никто и никогда не уезжал, хотя причин к тому могло бы быть немало.
Своего мужа, американского гражданина, я встретила совершенно случайно, в 82-м. В октябре был день моего рождения, праздновали его у меня дома. Когда гости уселись вокруг огромного длинного стола, я взглянула на них и сказала: «Ребята, а ведь это последний день моего рождения здесь… так мне сегодня кажется».
Я не знаю, отчего, но ходили слухи о моей конфронтации с властями, с ОВИРом — будто я устраивала скандалы, топтала ногами советский паспорт. Ерунда… не было этого. А было вот что. После подачи заявления в ЗАГС прошло три месяца, пока нас расписали, а у мужа виза кончалась через две недели. Мы просили продлить ее — отказали. Он уехал, а я продолжала ждать в Москве.
Правда, они могли бы за эти две недели потребовать какие-нибудь новые бумаги, которых бы не оказалось, — и все. Однако все прошло благополучно, и 4-го сентября я приземлилась в Нью-Йорке. Вот потом начались всякие козни, и три с половиной года они не давали мне разрешения приехать в Москву по приглашению моих родителей.
Потом они меня все же пустили.
Магнитофон щелкнул и выключился — кончилась вторая, рассчитанная на полтора часа записи, пленка. Я открыл его, сменил кассету и поднял глаза на Леночку. Удивительно: почти все это время говорила она одна, я только изредка и, по возможности, ненавязчиво вел ее своими вопросами, подавая иногда реплики или переспрашивая, когда Леночка касалась мало известной мне темы — но усталости никакой в ней не чувствовалось. Видимо, сказывался актерский запас выносливости. И еще — актерская же увлеченность произносимым словом.
