Год с небольшим спустя между Сидоном и Дамаском возник пограничный конфликт.[9] Жители Дамаска знали, что, когда Флакку приходится разбирать подобные споры, он всецело полагается на советы Ирода, ценя его поразительные способности к языкам и умение, безусловно унаследованное от деда, скрупулезно анализировать противоречивые сведения, полученные от местных жителей, поэтому они послали к Ироду тайную делегацию, предлагая большую сумму денег (я забыл сколько именно), если он склонит Флакка вынести решение в их пользу. Это стало известно Аристобулу и, когда дело было решено — благодаря настойчивому ходатайству Ирода, в интересах Дамаска, — он отправился к Ироду, сказал, что все знает и надеется, что теперь-то уж он получит свои деньги. Ирод впал в такую ярость, что Аристобул еле унес ноги. Было ясно, что Ирода не запугать и денег от него — ни единой монетки — не получить. Поэтому Аристобул пошел к Флакку и сообщил, что вскоре из Дамаска Ироду пришлют несколько мешков с золотом. Флакк перехватил их у городских ворот, а затем послал за Иродом; в создавшихся обстоятельствах тот не мог отрицать, что это плата за услуги, оказанные им при решении пограничного конфликта. Однако он не растерялся и просил Флакка не считать это золото взяткой, ведь, свидетельствуя в пользу Дамаска, он не отступал от правды — справедливость была на их стороне. Ирод добавил, что сидонцы тоже присылали к нему депутацию, но он отправил их обратно, сказав, что ничем не может им помочь, так как они не правы.
— Верно, Сидон предложил тебе меньше, чем Дамаск, — язвительно проговорил Флакк.
— Прошу, не оскорбляй меня, — ответил Ирод с благородным негодованием.
— Я не желаю, чтобы в римском суде справедливость покупали и продавали, как товар. — Флакк был в бешенстве.
— Ты сам был в этом деле судьей, господин Флакк, — сказал Ирод.
— А ты поставил меня в дурацкое положение в моем собственном суде! — вне себя от гнева вскричал Флакк. — Между нами все кончено. Убирайся куда хочешь, хоть в преисподнюю. Да выбери путь покороче.
— Боюсь, мне придется отправиться туда через Тенар, — сказал Ирод, — потому что, умри я сейчас, я не найду в кошельке самой мелкой монеты, чтобы заплатить Перевозчику. (Тенар — это самый крайний мыс на юге Пелопоннеса, откуда можно прямиком попасть в подземный мир, минуя Стикс.[10] Именно этим путем Геркулес вытащил Цербера в Верхний мир.[11] Бережливые обитатели Тенара хоронят своих мертвецов без привычной монеты во рту, зная, что им не придется платить Харону за перевоз.) Затем Ирод добавил:
— Право, Флакк, тебе не следует на меня сердиться. Понимаешь, мне и в голову не пришло, что я делаю что-нибудь плохое. Уроженцу Востока трудно, даже прожив в Риме тридцать лет, понять щепетильность вас, благородных римлян, в подобных делах. Я вижу все в ином свете: дамаскцы наняли меня в качестве адвоката для защиты их прав, а в Риме адвокаты получают колоссальные деньги и значительно сильнее, чем я, отклоняются от истины при рассмотрении дела. И, естественно, я оказал Дамаску немалую услугу, разъяснив тебе, кто из них прав. Что же тут плохого, если бы я взял деньги, которые они прислали мне по собственному почину? Я же не объявлял во всеуслышание о моем влиянии на тебя. Напротив, я был удивлен и польщен, услышав от них об этом. К тому же, как не раз указывала мне госпожа Антония, эта исключительно мудрая и прекрасная дама…
Но даже ссылка на мать, при всем уважении к ней Флакка, не помогла Ироду выпутаться из беды. Флакк дал ему на сборы одни сутки и сказал, что, если к концу этого срока Ирод все еще будет находиться в Сирии, ему придется отвечать перед уголовным судом.
— Ну и куда же, ради всего святого, нам теперь ехать? — спросил жену Ирод.
— Если ты не будешь настаивать, чтобы я писала письма с просьбой о помощи — унижение для меня хуже, чем смерть, — мне все равно куда, — горестно отвечала Киприда. — Индия достаточно далеко от твоих кредиторов?
— Киприда, моя царица, — сказал Ирод, — мы выдержим это испытание, как выдержали многие другие, и доживем с тобой до глубокой старости в достатке и благоденствии. И я торжественно тебе обещаю, что ты еще посмеешься над моей сестрицей Иродиадой прежде, чем я покончу с ней и ее муженьком.
