— "Вербные слезы господни". Что такое "вербные слезы"… Вон в Лентратевке чудо свершилось. Вот это чудо! Такое чудо, что все эти "слезы вербные", все "обновления икон", "кровь господня" с креста калининского — так все это детские игрушки против лентратевского чуда. О!
— Расскажите, голубчик!..
— Слушайте… Как раз на Полупетра, после полудня, солнышко уже на вечернюю полосу наклонилось, выгнала Килина корову свою Лыску со двора. Поить выгнала. Гонит себе, покрикивает, хворостиной помахивает…
Ветерок небольшой повевает… И вдруг на дороге как завоет, как загудит, засвистит… Два черта за чубы схватились — такой вихрь. Как закрутило, закрутило, закрутило. Царица моя небесная… Как подскочит к Килине — да так ее юбку кадкой и поставит. И как крутанет ее на месте мельничкой и… подхватит вверх. Зажмурила несчастная женщина глаза, перепугалась и шепчет:
— Да воскреснет бог и расточатся врази его.
А оно ей в рожу как захохочет да как закричит:
— Хо-хо-хо! Не расточатся, Килина!
Она глаза мельк — и видит: Лыска, корова ее, так же вверх вихрем летит рядом с ней. Ревет и хвостом крутит…
— Прощайте, деточки, мои голубоньки! Ухватили черти вашу маму… За грехи, должно быть, за тяжкие…
И слезы у Килины из глаз — горохом.
И Лыска мычит, словно выговаривает:
— Прощай, телушка моя черная с пробелом. (Она в Юрьев день как раз телку рябенькую привела.)
И слезы у Лыски из глаз — фасолью.
Летят Килина с Лыской куда-то в неизвестность и горько плачут…
Вдруг Лыска как замычит яростно, как заревет… Глядит Килина, а что-то как ухватит Лыску за рога, как дернет — так и сорвало у нее рога. Сорвало, плюнуло на них и Килине на лоб приставило… Они так ко лбу и прилипли. А потом как ухватит Лыску за хвост и как потянет. Глядит Килина, а у коровы только кончик болтается. Крутит она так кончиком, как малярной кисточкой. Подлетает тогда что-то к Килине, разматывает каемку, стягивает юбку и хвост ей лепит. Прилепило хвост и как ухватит за чепец, сорвало чепец — и к Лыске. Натянуло на нее чепец и юбку и как загогочет, аж внутри у Килины похолодело. Хочет бедная женщина что-то крикнуть, а изо рта вместо слов вылетает:
— Мму-м-у!
А Лыска, слышит, по-человечески богу молится.
— Да воскреснет, — говорит, — бог и расточатся врази его.
Превратилась Килина в корову, а корова — в Килину.
Загоготало, завеяло еще сильнее и потянуло во двор… Килину в хлев заперло, а Лыска пошла в хату…
Стоит Килина в хлеву… Лечь бы — так навозу, навозу, навозу… Помету, помету, помету. Пройтись бы — тесно, и ноги вязнут. В яслях сечка и объедки из лебеды…
"Холера бы взяла, — думает она, — такую хозяйку, что вот так за коровой следит. Сама, должно быть, там на подушках разлеглась, а тут по колено в навозе топчешься. Не коров вам держать, хозяева неряшливые… Козу, а не коров, да и козы не стоите. Хозяйками называются. С чего я тут молока им дам…"
Только она так подумала, как вдруг двери скрип — и Лыска входит с подойником.
— Подвинься, чертовка. Ребра выставила.
И подойником по коленям.
А затем:
— Мыня-мыня-мыня.
"Господи, — думает Килина, — и когда уж она додумается без теленка меня доить? Ведь теленок только молоко портит"
Глядит Килина на Лыску, головой качает.
А та:
— Чего окрысилась?
И носком в подбородок.
Ишь какая!
"За что же, — думает, — бьешь? Что я тебе такого сделала?"
И даже заплакала.
Садится Лыска доить Килину… Сосков не помыла, не смазала.
Они грязные, потресканные, болят… Танцует Килина как на горячих угольях…
А Лыска ей кулаком под потроха:
— Стой! Глаза чтоб у тебя играли, а зубы танцевали! Стой!
Стоит Килина и плачет:
— Что, если бы я была хозяйкой? Никогда бы так с коровой не обращалась.
