- Кого это черти... - начал было не слишком приветливо Серж, но вдруг сообразил и заорал: - Олег, о ля-ля!
- Я, мистер Казанкини, собственной персоной, добрый вечер, а вернее ночь.
- Здравствуй, Олег, какая радость! - Он был искренен, мой веселый француз итальянского происхождения.
- Не знаю, как ты, а я действительно радуюсь: во-первых, только возвратился со стадиона и решил устроить себе поздний ужин, а во-вторых, потому что ты объявился. На Универсиаду прилетел?
- А то куда еще? - обидчиво вспыхнул Серж. - Я теперь снова исключительно спортивный журналист. Слушай, может, поужинаем вместе? Где находится твоя обитель?
Я назвал адрес. Серж надолго замолчал - изучал карту-схему Кобе. Наконец он снова объявился.
- Да ведь это у черта на куличках! Опять тебя занесло... Туда и до утра не доберешься... А, ладно, жди! - И положил трубку.
Я слегка расстроился: уже предвкушал спокойный отдых, а Серж умеет превращать ночь в день. Так что - покой мне только снился...
Серж добрался до меня куда быстрее, чем я мог предположить. Он ввалился в комнату, подозрительно оглядываясь по сторонам, точно опасаясь, как бы кто не набросился на него из темного угла.
- Ты чего, Серж? - спросил я, обнаружив, что мой приятель изрядно возбужден.
- Вечно ты устраиваешься в каких-то закоулках. Вышел из такси, смотрю, вход ярко освещен, люди толкутся, я и вперся... Едва ноги унес, там не женщины - фурии, впору подумать, что они раскусили, что я француз!
Теперь пришел черед мне проглотить язык. Потом неистовый хохот напал на меня, я заливался до слез, представив Сержа в объятиях девиц из соседнего заведения, носившего игривое название "Сад любви" и с наступлением сумерек утопавшего в водопадах красного, как размытая кровь, света...
Серж недолго хмурился и вскоре смеялся вместе со мной, подбрасывая в огонь новые и новые подробности своего случайного приключения.
Наконец он умолк, вытащил свою знаменитую трубку, набил ее "Кланом" и плотоядно затянулся ароматным дымом. Потом он подозрительно, двумя пальцами, поднял баночку с пивом и настороженно рассматривал ее, точно держал взрывоопасный предмет, а затем брезгливо поставил на место, как бы говоря: и пьют же такую дрянь люди. Серж был ярым противником пива.
Мне оставалось лишь полезть в чемодан за припасенной бутылкой с Богданом на черной этикетке.
- ...Вот я и говорю: возвратился в редакцию и дал себе слово - больше ни в какие там заграничные командировки ни ногой. Сам посуди: что я там, в этих Штатах, не видел? Нью-Йорк с его грязным Бродвеем - боже, как могут люди так врать, ведь сколько был наслышан - Бродвей, ах Бродвей! Я-то уши развесил, старый чурбан, ну что-то на манер наших Елисейских полей публика, неторопливый шаг и веселый смех, прекрасные женщины, цветы, и ночью и днем вечный праздник... А тут тебе - вонь, колдобины, толпы куда-то несущихся людей и оборвыши, валяющиеся просто под ногами... А квартира на 5-й стрит? Пока замки отопрешь, взопреешь... "Нет, дома, в Париже, или нигде", - сказал я шефу. - Серж пускал клубы дыма и размышлял вслух. - Твердо решил. Шеф тоже не полез в бутылку: мол, отдохните, Казанкини, развейтесь, вспомните, что у вас там в загашнике залежалось, предложите, нужно же отписаться после такой поездки... Я и возомнил, что мои дела в ажуре, и укатил в Испанию, под Барселону, купаюсь, нежусь, когда - телеграмма.
Серж сердито засопел, заурчал, как перегретый самовар, выбил в пепельницу трубку, напрессовал в нее табак и снова без перерыва задымил. Я уже и окно раскрыл - кондишн не был готов к таким перегрузкам, - но свежий воздух Кобе тоже был напитан горечью бензинного перегара, дымом порта и еще тысячью запахов большого города.
- "Телеграммка... Вам, сэр, из Парижа", - сует мне в руки портье и смотрит на меня, как кот на сало. Дал я ему на чай, хотя мысль так и сверлила: не хватай ты эту бумажку, скажи портье, чтоб выбросил ее на помойку, у тебя законный отдых... О слабости человечьи, о любопытство, что родилось раньше нас! - запричитал Серж. - Раскрываю... "Вам надлежит быть в Париже... билет Сеул... утверждены специальным корреспондентом на Играх XXIV Олимпиады... Агенство выражает надежду, что вы с вашим опытом..." Фу, еще сегодня становится жарко, как вспомню, что я в тот миг почувствовал... Вот и обретаюсь теперь в Сеуле, и торчать мне там до 2 октября 1988 года и ни часом дольше!
