Приступ Сергея Петровича напугал всех и привел в отчаяние Екатерину Алексеевну. Из Петербурга вызвали Сиротинина и Бородулина. Они предписали профессору полный покой, но Сергей Петрович возразил, что у него был просто очередный приступ колик печени, а протек так бурно вследствие нервного потрясения. Он говорил с не свойственным ему раньше раздражением, напомнив, что он все же клиницист старше их годами и опытом.
Сергей Петрович, конечно, понял, что у него был приступ грудной жабы, но он старался себя и других уверить, что его заболевание — просто печеночные колики. В откровенном разговоре со своим другом Белоголовым он как-то сказал: «Ведь это моя единственная зацепка; если у меня самостоятельная болезнь сердца, то ведь я пропал…»
«Когда Боткины переселились в Петербург, — вспоминает Белоголовый, — знакомые, не видавшие его с весны, были поражены происшедшей с ним переменой: он сильно поседел и постарел, и душевное, глубоко затаенное горе, несмотря на самообладание и желание казаться покойным, беспрестанно выдавало себя то дрогнувшим в разговоре голосом, то временным выражением тяжелой тоски на лице; в семье стали замечать некоторую раздражительность, не свойственную его обыкновенно ровному, миролюбивому характеру».
Наступала пора начинать работу в академии. Первый раз Боткин со страхом думал о лекциях, он боялся приступов удушья во время занятий. Ему стало трудно громко говорить, появилась одышка, но Боткин продолжал ходить в аудиторию, в клинику и понемногу втянулся в работу.
В день 1 марта, годовщину смерти Александра II, ежегодно служили панихиду по «в бозе почившему помазаннику божьему». Император Александр III и его семья выезжали в Исаакиевский собор, где высшим духовенством совершалось траурное богослужение. Придворные, крупные государственные чиновники и военные по обязанности присутствовали на панихиде. Досадуя на потерю временя, в этот день у Исаакия бывал и лейб-медик С. П. Боткин.
1 марта 1887 года Сергей Петрович выехал в собор, в притворе и на паперти толпилась петербургская знать. Все были в недоумении: почему государь не прибыл? Разнесся слух: на Невском арестовали двух студентов с бомбами…
4 марта в «Правительственном вестнике» было напечатано о неудавшейся попытке покушения на императора.
Вскоре стали известны имена заговорщиков. Следствие велось быстро. В этот раз не было обычной судебной волокиты. 19 апреля подсудимые были приговорены к смертной казни через повешение. 8 мая во дворе Шлиссельбургской тюрьмы состоялась казнь пяти участников заговора. Среди них был Александр Ульянов.
В день казни лейб-медику С. П. Боткину пришлось присутствовать в Зимнем дворце на благодарственном молебне по случаю чудесного спасения императора…
Сергей Петрович снова заболел. Его состояние ухудшилось, открылось кровохаркание. Он чувствовал непреодолимое желание хоть на время уехать. Друзья, видя его тяжелое состояние, помогли ему выехать во Францию.
Белоголовый уже несколько лет как покинул Россию. Он писал Сергею Петровичу: «Никогда темные силы русского царства не развивались так, как теперь… мертвее и мертвее делается русская земля; кругом царит ничтожество и пошлость… хочется убежать куда-нибудь и подальше, видя, в какие дебри забирается русское царство… лучше чахнуть здесь, в условиях чужой вольной жизни, чем в подлейшей петербургской обстановке…»
В Париже Сергей Петрович немного оправился. Снова, как на службу, ежедневно отправлялся он в одну из больниц, посещал лекции, заседания различных медицинских обществ. Он перезнакомился со всеми специалистами по внутренним болезням и знаменитостями в области медицины. Особенно заинтересовала Боткина клиника Шарко. Он писал Белоголовому: «Лекции его оригинальны, в высшей степени поучительны, подбор случаев в клинике богатейший для изучения истерии и гипнотизма; это последнее дало мне возможность познакомиться с совершенно новым для меня миром явлений нервной системы». Боткин снова искал новые пути, новые методы. Встретился он с Пастером и много времени отдал ознакомлению с его институтом. В клиниках, лабораториях, на лекциях Боткин, как всегда, был пытливым, неутомимым учеником.
