В основу статьи положен доклад, прочитанный автором на заседании Верхней палаты парламента под председательством В.И. Матвиенко.
«Позвольте с вами не согласиться…»
Не все так уж плохо на Украине. Вот уже и Рада, вслед за российскими государственными мужами, озаботилась борьбой со сквернословием на улице, в присутственных местах, прессе и эфире. Там это, вроде бы, называется «дематюкизировать мову» и является частью насильственной дерусификации населения. Меры драконовские: выматерился – плати 25 долларов или отправляйся на общественные работы. Помашешь лопатой сорок часов и в следующий раз вместо: «Пошли вы все на…» скажешь с милой улыбкой: «Позвольте с вами не согласиться!» А главное – штрафы будут перечисляться в «украинский культурный фонд» и пойдут, надо полагать, на борьбу с русским духом. Деньги, как известно не пахнут, и, добавлю от себя: не матерятся вслух.
Одно только меня озадачивает. Те, кто задумал это новшество, всерьез утверждают, что сквернословие – это вообще «чисто российское изобретение, чуждое украинцам». Хочу огорчить соседей: обсценная, нецензурная лексика (в нашем случае – неискоренимый мат) свойственна всем нормальным и естественно развивающимся национальным языкам. Да, в эсперанто ее, увы, нет. Наверное, и в украинском языке, а точнее в том «мовоязе», который искусственно и поспешно формировался в последние десятилетия по принципу максимального отдаления от общерусской основы, его тоже не стало. Допускаю. Сочувствую. Увы, наверное, теперь полтавскому малороссу, львовскому галичанину или одесскому еврею, чтобы выразить резкое недоумение по поводу первых шагов юморного президента Зеленского, приходится заимствовать сильные выражения у проклятых москалей. Что ж, пользуйтесь, младшие и неблагодарные братья, нам не жалко! Тем более что и меры по борьбе со сквернословием украинцы тоже позаимствовали у россиян. Наш Роскомнадзор составил список из четырех заветных слов, запрещенных к общественному употреблению, а также определил меру наказания за это еще шесть лет назад. С тех пор мы материмся только про себя, но чаще, чем прежде…
Мексиканские власти распродают с аукциона имущество, изъятое у коррупционеров. Полученные средства распределят между бедным. А что же у нас?!
А у нас почему-то очередного коррупционера объявляют в розыск только после того, как он закончит последнюю операцию по выведению средств за границу, и последний его домочадец ступит на борт самолета в Шереметьево. В этот момент наши фискальные органы как бы прозревают и начинают ловить злодея. Не поздно ли? Ведь и с Дона, и с Лондона выдачи нет!
А ведь хищения чудовищные! Приведу только один пример: университет на Ленинских горах и все московские высотки в переводе на современные доллары обошлись тогда советскому государству в 1,5 миллиарда долларов. Таким образом, один только вице-губернатор Московской области Кузнецов вывез почти два университета со всеми высотками, вместе взятыми. Один! А сколько у нас таких «кузнецовых»? Имя им легион. Вы представляете, сколько всего можно было построить на эти деньги, влившиеся в западную экономику? Сколько можно было людей бесплатно выучить и вылечить! В статье трехлетней давности я назвал нашу элиту «перелетной». Одно время у нас начали было публиковать, у кого из богачей и начальников где и живут учатся дети или внуки, но очень быстро это дело свернули. Стало ясно: почти у всех чада за рубежом. Это же катастрофа, если элита, представители правящего класса не связывают судьбу своих семей с судьбой страны, где они свои богатства нажили.
Почему же в Мексике додумались до конфискации имущества коррупционеров, а у нас нет? Дело в том, что латиноамериканский, в том числе и социальный, темперамент, гораздо взрывоопаснее нашего, российского, если не считать Кавказ. Мы, русские, поднимаемся на серьезные социальные протесты редко, однако тогда сносим все на своем пути. Впрочем, исторический опыт, особенно девяностые годы, учит, что жизнь после слома становится еще хуже. И наша национальная память советует нам терпеть до последнего, потому что в России развал государства равнозначен исчезновению народа, прежде всего русского. К тому же наш народ внушаем и слишком доверяет новым словосочетаниям.