— Мы уж священника вызывали, приобщили Святых Таинств их сиятельство, — говорил лекарь.
Воротившись к коменданту, Измайлов тут же отписал в Петербург: «Болезнь фельдмаршала гораздо умножилась, опух с ног и до самого пояса и дыхание захватывает, и приобщали Святых Таинств и ныне в великом страхе… В такой скорби его везти никак невозможно».
Хотел приписать обер-комендант, что-де жить графу осталось мало, дни три-четыре, в любой час помереть может. Но не приписал, и правильно сделал.
Шереметев после посещения коменданта еще три месяца протянул, но уже вовсе не вставая с постели. Ничему уже не радуясь, ничего не желая.
Даже рождение дочери в ноябре не развеяло его тоску. Только и смог пробормотать:
— Пусть назовут Екатериной, в честь царицы.
И видеть дочь уж не захотел, молвя:
— У меня смерть в головах, не место дитю здесь.
Умер фельдмаршал 17 февраля 1719 года, не дожив до мира со Швецией, за который так долго воевал.
Стали готовить покойника в дальний путь, иереи читали над ним Псалтирь, краснодеревщики ладили домовину, достойную высокого звания усопшего. Покрасили снаружи темно-вишневой краской, потянули три раза лаком. Сокрушались:
— Жаль, сам Борис Петрович не видит, какую красу мы ему сгоношили.
Лишь через десять дней выехало четверо саней на Киевскую дорогу. На первых везли гроб с телом, на остальных ехали слуги и охрана оружная из денщиков и конюхов.
Старались не спешить, берегли коней, дорога уж была не гладкая, то раскисала, то подмерзала. Устраивали часто дневки, откармливая коней овсом, которым нагрузили целый воз.
Еще не доехали до Брянска, как назади явилась конная группа и оттуда донеслось требовательное:
— Стой!
Было-к схватились за палаши и ружья, однако, разглядев, что конные не разбойники, а драгуны из регулярного войска, успокоились.
Подскакали верховые — целый взвод, во главе их усатый капитан.
— Что везете?
— Тело его сиятельства графа и фельдмаршала Шереметева Бориса Петровича, — отрапортовал Гаврила.
— Кто позволил?
— Их сиятельство при жизни сами велели в Киеве их схоронить.
— По указу его величества, государя нашего, велено тело фельдмаршала доставить в Петербург. Заворачивайте.
— Но как так? — растерялся Гаврила. — Разве можно супроть воли покойного?
— Ты что? — нахмурился капитан. — Царскому указу непокорство явить хочешь?
— Да нет, что вы, — перетрусил Ермолаев. — Мне дивно, вашество.
— Ничего дивного, фельдмаршал лицо державное и державе служить должен даже после смерти. Заворачивайте.
Десятого апреля 1719 года в сопровождении гвардейских полков с приспущенными знаменами, на высоком, устланном золотыми тканями катафалке был привезен гроб фельдмаршала Шереметева в Александро-Невскую лавру и под грохот пушек опущен в первую могилу, положившую начало пантеону знатных особ великой России.
Царь первым бросил горсть земли на крышку гроба, молвив негромко:
— Отдыхай, Борис Петрович. Теперь отдыхай.
