— О, мне это безразлично, лишь бы мальчуган остался со мной.
— Хорошо, — заключил беседу комиссар, — держите его у себя, уверен, что вы сможете воспитать сироту честным человеком и хорошим гражданином.
Закончив необходимые формальности, художник взял три дня отпуска, чтобы развлечь приемыша.
Он повел Поля обедать в ресторан, потом в Ботанический сад, где, несмотря на декабрьский холод, мальчик с удовольствием погулял.
Совсем не желая этого, Дени стал в своем квартале героем дня. Соседи и так любили его, но теперь каждый стремился сказать что-нибудь приятное и восхититься миловидностью ребенка, одетого с иголочки во все новое, что нанесло немалый урон кошельку нашего героя. У Дени была широкая натура, он не жалел денег на то, что ему нравилось, а в данном случае ведь речь шла о его сыне! Художнику хотелось, чтобы Поль выглядел как маленький принц[21].
Дени имел отходчивый характер. Проходя с мальчиком возле прачечной, он зашел и, увидев смутившуюся Мели, которая проклинала себя за устроенную на Рождество сцену, добродушно сказал:
— Ну как, дурная голова, все прошло? Ладно, пожми руку папаше да поцелуй в щечку сынка, и не будем больше об этом.
Хотя раздражение девушки не улеглось, она понимала, что не в ее интересах строить кислую мину Дени и маленькому Полю. Все вокруг симпатизировали неожиданно возникшему семейству, и ее враждебность была бы осуждена в квартале.
Мели принужденно улыбнулась, пожала протянутую руку, поцеловала ребенка в обе щеки и сказала:
— Да я только и мечтаю помириться! А в доказательство приду на днях вас проведать, идет, мужички?
— Вот и хорошо! — Дени тоже был рад примирению.
Расставшись с любовницей, художник захватил из дома большой пакет с одеждой и сказал Полю, что они поедут на мост Сен-Пер.
Парочка села в омнибус[22] и через несколько минут тряской езды сошла недалеко от шаланды семьи Биду.
Детские впечатления, даже самые острые, к счастью, недолговечны. Поль, конечно, не забыл мать, он постоянно спрашивал о ней у своего приемного отца. Дени отвечал уклончиво.
— Ты ее скоро увидишь, — говорил он, — мама больна… нет, не в Париже… далеко, в деревне… сейчас слишком холодно…
Ребенка эти объяснения удовлетворяли, и он на время отвлекался.
Мост Сен-Пер Поль не помнил, как не помнил каменную лестницу, по которой ночью спускался с матерью. Вид заснеженной шаланды тоже не пробудил в нем воспоминаний.
Когда же мальчик вновь очутился в просторной каюте, почувствовал тепло и гостеприимство этого уютного убежища, снова увидел обветренные и добрые лица моряков, он кое-что вспомнил. Но то были смутные воспоминания. Поль будто вновь почувствовал ледяной холод, черную бездну вокруг, попеременно его охватывало страшное ощущение небытия и вновь обретенной жизни… Однако чувства эти были мимолетными. Ребенок оказался в месте, где ему когда-то раньше было хорошо, и он чувствовал себя счастливым.
Поля встретили как родного. Борода папаши Биду щекотала ему кожу, отчего малыш заливисто смеялся. Он назвал хозяйку дома «мама Биду» и растрогал добрую женщину до слез. Мальчуган хорошо помнил ласковую Марьетту, которую уже полюбил всем сердцем, и не отходил от нее ни на шаг.
Художника тоже приняли как доброго старого друга. Умиленный, он повторял, глядя на детей:
— Ах эти ребятишки! Чем больше на них смотришь, тем больше любишь…
Взрослые чокнулись, а дети принялись за игрушки, шумели и возились, доставляя родителям искреннее удовольствие.
Художник вручил мамаше Биду одежду, которую она им одолжила, и собрался откланяться, но старый моряк воспротивился:
— Как? Уже уходите? Но я вас просто так не отпущу! Попробуйте-ка уйти без обеда!
Действительно, каюта полнилась запахом тушенной с морковью телятины. А в запасе еще было три угря и несколько рыбин, из которых Биду собирался собственноручно приготовить матлот[23].
Черт возьми! Устоять было невозможно. Дени так же просто и сердечно принял предложение, как оно было сделано.
Обед прошел замечательно. Легкое вино из Аржантейля[24] развязало языки и добавило веселья. Когда после дружеских объятий компания рассталась, пробило уже десять часов вечера.
