После одного из таких редакционных собраний я предложил моему соредактору сделать выбор: или передать редакцию «Свободной России» мне, и я возьму на себя всю ответственность и юридическую, и политическую за этот орган, или совместно выпустить заключительный номер и разойтись. Во всяком случае, оставлять издание «Свободной России» в таком виде, как оно было до тех пор, я считал более невозможным.
Тут произошел инцидент, в свое время заставивший эмиграцию много о себе говорить. Теперь он забыт и, быть может, о нем можно было бы и не вспоминать ни на страницах моих воспоминаний, ни на страницах «Былого». Но в то время он в моей жизни сыграл большую роль, — а из песни слова не выкинешь! Поэтому я остановлюсь на нем и восстановлю его, как он произошел.
К выходу 3-го № «Свободной России» мои разногласия с Дебагорий-Мокриевичемь и с Драгомановым обрисовались еще яснее. Но они нисколько меня не смущали. Я по-прежнему готов был работать с обоими ими в одном органе. Не смотря на наши разногласия меня по-прежнему с Дебагорий-Мокриевичем и Драгомановым сближала еще общность наших политических воззрений по некоторым крупнейшим политическим вопросам.
Иное у них было отношение ко мне. Они не только не были согласны со мной, но они не хотели помириться с мыслью, что свои разногласия с ними я могу перенести на страницы «Свободной России».
Таким образом, конфликт между нами становился неизбежным.
На мое предложение: или отдать мне «Своб. Рос.», основанную по моей инициативе и на мои средства, или прекратить ее, — мне ответили ультиматумом: «Своб. Россия» будет выходить, но мое имя, как редактора, будет снято. Газета печаталась в типографии Драгоманова и, конечно, фактически они могли это выполнить.
По этому поводу я имел объяснение и с Дебагорий-Мокриевичем, и с Драгомановым и убеждал их не делать этого, а основать свою газету так же, как я имел ввиду основать свою — «Земский Собор». На это мне снова повторили, что «Своб. Россия» будет ими продолжаться, но только без моего участия.
Я питал глубочайшее уважение лично к Драгоманову и сказал ему:
— Нет, Михаил Петрович, этого вы не сделаете! У вас есть большое имя и вам есть, что терять. Я буду защищаться и общественное мнение меня оправдает. Я могу согласиться с тем, что вы не передадите мне «Свободной России,» но я не допущу, чтобы мое имя было снято и газета выходила без меня.
В продолжение нескольких дней эта угроза еще не раз повторялась по моему адресу.
3-й номер «Свободной России» вышел с подробным описанием якутских событий, но без наших статей по принципиальным вопросам, хотя эти статьи уже и были набраны. Не появилось также, тоже уже набранное, письмо Богораза. Я считал, что этот — наш последний заключительный номер «Свободной России» и я собирался ухать в Париж.
Незадолго до моего отъезда, меня снова пригласили к Драгоманову и там мы втроем: Дебагорий-Мокриевич, Драгоманов и я составили общее мотивированное заявление о прекращении «Своб. России». Заявление писал я. Прекращение «Своб. России» объяснял я, в очень мягких выражениях, идейным расхождением и постарался воздать, возможно больше признательности обоим — и Драгоманову и Дебагорий-Мокриевичу за то теплое сочувствие, которое с их стороны я встретил при приезде заграницу.
Этим я считал наши отношения конченными. Но прежде, чем вышло это возвание, в типографии Драгоманова без моей фамилии, оказывается, уже было выпущено другое объявление о прекращении «Своб. России», сколько мне помнится, в неприемлемых для меня выражениях. Я имел право, конечно, возражать, но, в конце концов, оставил это без возражений и удовлетворился тем, что вопрос о «Своб. России» был ликвидирован без неприятного шума.
Мирно прощаясь со мной во время последнего нашего разговора, Драгоманов с каким-то особым подчеркиванием сказал мне:
— Видно,
В одну телегу впрячь не можно
Коня и трепетную лань!
— Да какая же вы, М. П., «трепетная лань»? А если все ваши либералы действительно «трепетные лани», то это очень жаль! Но нет! — и они могут не быть «трепетными ланями», если захотят. Но когда же они этого захотят? Пора же вам и нам впрячься в одну телегу и делать одно и тоже дело!
