акт «восстановления православия» и укрепление международного авторитета Московского государства. Весть о полоцком взятии облетела всю Россию: из-под Полоцка были отправлены гонцами к митрополиту Макарию, царице Марии, царевичам Ивану и Федору, брату Ивана IV Юрию Васильевичу и жене Андрея Старицкого Ефросинии князь М.Т. Черкасский и Ф.А. Басманов. К Новгородскому архиепископу Пимену, наместнику князю Ф. Куракину, дьякам и купцам, в Юрьев и Псков поехал М.А. Безнин, которому дополнительно велено было передать приказ о посылке гонцов с известием о победе в Феллин, Раковор, Ругодив и «во все немецкие городы». Царь указал «пети молебны з звоном, и по монастырем и по церквей звонити».
[554] Сообщения о взятии Полоцка вошли во множество летописей, в том числе и краткие летописцы.
[555]Казалось бы, остановись государь Московский на этом, закрепи он полученное за собою, не предаваясь мечтам о большем, и не было бы позора Улы и Великих Лук… Но, быть может, виновата в продолжении бесконечной войны не столько мания величия Ивана IV, сколько социальная структура старомосковского общества. Основную боевую силу московской армии составляли мелкие и средние служилые землевладельцы. Их земельный оклад, как правило, отнюдь не реализовывался в действительных дачах,[556] а постоянная военная служба оставляла очень немного времени для занятий хозяйством. В результате война становилась если не основным, то очень серьезным источником дохода, источником, насущно необходимым. Парадоксально, однако средний служилый класс в России был заинтересован в ведении постоянных войн, что в значительной степени совпадало с устремлениями центральной власти. Громадная полуиррегулярная военная машина кормила себя войной и постоянно усиливалась, дабы побеждать в войнах. Постоянное усиление требовало потока средств, добываемых… опять-таки в войнах, которые уже при Василии III превратились из оборонительных в наступательные. До 1563 г., до взятия Полоцка, эскалация военных усилий была возможна при напряжении всех сил страны, так как компенсировалась военными успехами. Но первые признаки серьезного неблагополучия на театре военных действий в Ливонии и Белоруссии — Невель (1562 г.), Ула (1564 г.) — заставили ввести чрезвычайную организацию военного времени — опричнину (1565 г.). Опричнина призвана была превратить Московское государство в единый военный лагерь, а от «напряжения всех сил» перейти к временному сверхнапряжению.[557] И автор этих строк склонен считать, что внешнеполитический, военный фактор сыграл не менее, а возможно и более серьезную роль в переходе социально-политической организации Московского государства к тому причудливому эксперименту, каким являлась опричнина, нежели вся совокупность внутренних факторов. Но в результате «сверхнапряжение» обернулось перенапряжением материальных и человеческих ресурсов России, вызвало острый социальный и экономический кризис, усугубленный страшными поражениями 1571 и 1579–1580 гг. Иными словами, и для русской истории период, последовавший как раз после взятия Полоцка, — переломный, и полоцкие события можно безоговорочно признать его нижним временным пределом.
Глава 5
Борьба Литвы и Руси за Полоцк в XII–XVI вв.
Периодизация
С древнейших времен Полоцк и Полоцкая земля развивались совершенно обособленно и были своего рода особой зоной в Древней Руси. Борьба Литвы и Руси за обладание Полотчиной более полутысячелетия являлась доминантой в социально-политической истории этой земли.
Первый период, с которого начинается литовско-русское противоборство в этом регионе (в хронологических рамках данной работы), относится к концу XII — первой четверти ХIII вв. В это время литовцы впервые появились в поле зрения русских князей и стали совершать набеги на Полоцкое княжество и другие русские земли. Полоцкие князья обращались за помощью к соседним княжествам, в основном — к Смоленскому и Владимиро-Суздальскому. Заметное усиление великокняжеской власти в Полоцке наблюдается в период княжения Владимира Володаревича. В начале ХII столетия, а именно в 1202 г., полоцкий князь титулуется как «великий».
