Но жандармы не удовлетворились объяснениями и после обыска арестовали Като. Они увели ее, прихватив с собой «два пятипудовых мешка книг» и весь архив газеты «Ахале цховреба». Арест Като стал не единственным несчастьем, неожиданно обрушившимся на семью Монаселидзе: накануне за хранение оружия был арестован двоюродный брат Александры Монаселидзе Спиридон Далви; и ему угрожала смертная казнь.
Александра бросилась выручать родственников. Она отправилась к жене жандармского полковника Речицкого, шившей у нее платья, с просьбой, чтобы «казнь через повешение, присужденная Далви, была заменена каторгой, а Като освободили как невинно арестованную». Однако супруга полковника знала пределы своего влияния — она была сильна, но не всесильна. Пообещав помочь Като, в отношении Двали она пояснила, что «это очень тяжелое дело, нужно обратиться к главному начальнику, а мы по возможности поможем».
Тифлисскую модистку не остановила кажущаяся бесперспективность ее намерений. Александра вовлекла в «акцию спасения» других жен влиятельных чинов полиции и администрации города. Ее хлопоты завершились почти блестяще: впоследствии Спиридона Двали «вместо повешения присудили к четырем годам каторги», а Като, «по причине беременности», взамен тюрьмы «присудили к 2-месячному аресту в полицейской части».
Правда, непонятно: за что? Но женская «солидарность» влиятельных дам с молодой швеей этим не ограничилась. Хорошо знавшая портних, жена начальника полицейской части сама навестила Като и «не разрешила своему мужу держать ее в отведенной ей комнате полицейской части, а перевезла сейчас же на свою квартиру».
Когда вернувшийся из Баку и удрученный случившимся Иосиф Джугашвили стал настаивать на свидании с женой, Александра Монаселидзе вновь отправилась к супруге пристава. Сославшись на приезд из деревни «двоюродного брата», выразившего желание повидать арестованную, она договорилась о свидании. Свидание состоялось ночью. Поскольку ни пристав, ни его супруга не знали Иосифа Джугашвили в лицо, оно закончилось благополучно. Более того, после настойчивых просьб А. Монаселидзе, жена пристава добилась для Като разрешения «ежедневного отпуска на два часа» для посещения вечером квартиры родственников.
Вряд ли можно сомневаться, что за «благотворительностью» супруги начальника полицейского участка стояло не только человеческое сострадание. Расчетливая приставша по достоинству оценила и использовала искусство швеи. Впрочем, у Като оказались и другие доброжелатели. И своеобразным признанием профессионального мастерства «арестантки» стало то, что «под надзором» жены пристава вместо двух месяцев Като пробыла только полтора.
В канун Нового года сам начальник Тифлисского ГЖУ полковник Михаил Тимофеевич Заушкевич обратился к приставу пятого полицейского участка с письмом: «Прошу с получением сего содержащуюся под стражей во вверенном вам участке Екатерину Семеновну Сванидзе из-под стражи освободить и о последующем меня уведомить».
Последнее указание свидетельствует, что жена полковника была не очень высокого мнения об исполнительских качествах полицейских чиновников, а возможно, и своего мужа. И она была права. Письмо полковник направил в 5-й полицейский участок, а Като числилась под арестом в 4-м. Поэтому распоряжение о ее освобождении поступило туда только 31 декабря и «по исполнении» второго января было возвращено в Тифлисское ГЖУ. Сумела ли Като встретить Новый год в кругу родных? Возможно, и нет, во всяком случае не с мужем — Иосифа Джугашвили 1 января 1907 года в Тифлисе не было.
Чем занимался Иосиф Джугашвили, пока его жена пребывала в «царских застенках» квартиры пристава? Отвлекли ли его от партийных дел семейные проблемы?
Нет, он продолжал активную политическую деятельность. Но теперь она приобрела несколько иную практическую направленность. После выборов во II Госдуму бакинские большевики занялись трудовыми конфликтами, убеждая рабочих-нефтяников объединиться в свой союз, а предпринимателей признать его посредником, представляющим 50-тысячную армию профессиональных рабочих. Хотя меньшевики и эсеры призывали к бойкоту этих переговоров, большевики продолжали эту работу, отстаивая каждый пункт трудового договора, и добились его заключения. Одновременно большевики агитировали рабочих за необходимость забастовок как средства борьбы за свои права, используя митинги для пропаганды этих идей. Нигде больше в России ничего подобного в этот период не происходило, и Ленин с одобрением называл бакинцев: «Последние могикане массовой политической стачки».
