С. Петровской, а через неделю, 1 апреля 1910 года, ее зарегистрировали в столице России. Здесь в 7-м делопроизводстве Департамента полиции появилась папка с делом № 737. Он снова попал в круг рутинного расследования.
На следующий день после допроса, 27 марта, поручик Подольский послал письмо вологодскому губернатору, сообщая об аресте Иосифа Джугашвили, и запросил, «как следует поступить с задержанным». Ответ в Бакинское ГЖУ губернатор подписал 5 апреля. Он указал, что Джугашвили «надлежит выслать в Вологодскую губернию для отбывания определенного ему г. министром внутренних дел двухгодичного срока».
Одновременно 27 марта Бакинское ГЖУ сделало запросы своим коллегам в Тифлис и Кутаис с просьбой о представлении «из дел вверенного Вам управления справки о политической благонадежности крестьянина Тифлисской губернии и того же уезда селения Диди Лило Иосифа Виссарионов Джугашвили, 30 лет отроду, и не привлекался ли к делам политического характера».
Однако его политическая и нелегальная деятельность после 1904 года тщательному анализу не подвергалась. Она определялась лишь с помощью чернил, и переписка не содержала прямых свидетельств его антиправительственной деятельности. Последовавший из Тифлисского ГЖУ ответ был откровенно формальным. Он лишь кратко повторил информацию о розыске И. Джугашвили «циркуляром Департамента полиции» и то, что «по его обнаружении подлежит обыску и аресту и препровождению в распоряжение вологодского губернатора».
Пока специалисты сыска изучали в служебных кабинетах архивные папки и обменивались имевшейся в их распоряжении информацией, товарищи старались облегчить пребывание Иосифа Джугашвили в тюрьме. «Мы старались сделать все, — свидетельствует Елизавета Есаян, — чтобы т. Сталина перевели в тюремную больницу, где он был бы в сравнительно лучших условиях, чем в общей камере тюрьмы». С этой целью был сфабриковаван подложный анализ о болезни узника туберкулезом. И в мае 1910 года «благодаря этому диагнозу», пишет ЕА. Есаян, его «удалось перевести в тюремную больницу».
Через три месяца после начала следствия, 25 июля, ротмистр Гелимбатовский, сменивший на посту начальника бакинского Губернского жандармского управления Ф.В. Зайцева, подписал постановление о завершении расследования. Он предложил переписку в отношении С.Л. Петровской: ввиду отсутствия данных, указывающих на ее причастность к какому-либо из «противоправительственных сообществ, прекратить без всяких для нее последствий».
Иной под пером начальника ГЖУ была представлена оценка деятельности Иосифа Джугашвили. Ротмистр писал, что «ввиду упорного его участия, несмотря на все административного характера взыскания, в деятельности революционных партий, в коих он занимал всегда весьма видное положение, и ввиду двукратного его побега из мест административной высылки... я полагал бы принять высшую меру взыскания — высылку в самые отдаленные места Сибири на пять лет».
О завершении переписки Иосиф Джугашвили узнал в тюремной больнице. 29 июня он обратился с прошением на имя градоначальника. Ссылаясь в нем на диагноз, «констатированный врачом Нестеровым и врачом Совета съезда одновременно», установивший туберкулез легких, узник просил о назначении врачебной комиссии. Конечно, он не был наивным идеалистом. Он имел достаточный жизненный опыт и не мог пренебречь возможностью добиться смягчения наказания. Указав, что при аресте у него «ничего предосудительного не найдено», он ходатайствовал о применении возможно меньшей меры пресечения, «по возможности ускорив ход дела».
Нет, он не рассчитывал на снисхождение властей. И, по-видимому, его обращение к градоначальнику имело более житейскую цель. «Одновременно с этим, — писал он, — прошу Ваше превосходительство разрешить мне вступить в законный брак с проживавшей в Баку Стефанией Леандровной Петровской».
Со Стефанией он встретился на следующий день и после разговора с ней 30 июня направил бакинскому градоначальнику новое прошение. «От моей жены (речь идет о СА Петровской), — писал И. Джугашвили, — бывшей на днях в жандармском управлении, я узнал, что г. начальник жандармского управления, препровождая мое дело в канцелярию Вашего превосходительства, вместе с тем считает от себя необходимым высылку меня в Якутскую область. Не понимая такой суровой меры по отношению ко мне и полагая, что недостаточная осведомленность в истории моего дела могла породить нежелательные недоразумения, считаю нелишним заявить Вашему превосходительству следующее».
