— Никакой это не гипноз. Это рекламные технологии, двадцать пятый кадр, суггестивное внушение и нейро-лингвистическое программирование. Можете в интернете почитать — на западе давно используется, да и у нас не редкость. Тем более, что вы ничем не рискуете — если откажут, то с чистой совестью сдадите меня в райотдел. Думаю, что полковник о генеральском звании давно мечтает, или премию выбить, или фонды на ремонт здания, или новый автомобиль получить.
Насчет полкана — это я наугад ляпнул, но судя по тому, как перекосило Палыча — попал в точку.
Старший лейтенант беззвучно выругался — ну не Мандельштама же процитировал по памяти, и согласился на авантюру.
— Но ежели чего — смотри у меня, — несколько неопределенно, но с чувством пригрозил, и тут же, попытался раскрутить на откровенность. Ай, да старый опытный жук — хитро усыпил бдительность, чтобы прижать быстрым и решительным напором.
Но и мы не лыком шиты.
— Ничего не знаю, никого не трогал. Ошибаются ваши свидетели — темно было, перепутали с кем-то. Да и зачем мне правление поджигать? Не было у меня мотива.
— Третьего дня кто подрался в бильярдной? Скажешь не ты? Вот тебе и мотив!
— Во-первых: я ни с кем не дрался, это всего лишь кривые слухи, перевранные до неузнаваемости. Кто-то с кем-то повздорил, когда я уже покинул это помещение. Да и как мог справиться с тремя бугаями, не получив ни одной царапины или синяка?
— А во-вторых?
— Что, во-вторых? Ах, да. Какой же это мотив, если покалечились они, а не я?
— Складно поешь. Только веры тебе нет. Без документов, без памяти, а рекламные фокусы почище Акопяна выдаешь.
Не знаю, кто такой этот Акопян — или авторитет кавказский, или фокусник типа Коперфилда, поэтому скромно молчу.
— Заявление от потерпевших есть? — развожу руками, намекая, что слухи к делу не подошьешь. — Можно я одну вещь скажу, только вы не обижайтесь?
Участковый хмыкнул, и с усмешкой предложил удивить его.
— Валяй! Я не обидчивый — работа такая.
— Допустим, что все так и есть, как вы говорите. Не надо ловить меня на слове — всего лишь допустим. Что это нам дает. Вам лично и жителям Бирюковки, в частности?
Такая постановка вопроса сразу напрягла милиционера — ухмылка тут же исчезла, брови насупились, взгляд потемнел.
— Правильно думаете. Считаете, что гастролер набедокурил, обозлил бандитов, а сам сбежит через несколько дней. Расхлебывать же придется вам и местным жителям.
— Скажи, что не так! Разворотил осиное гнездо, подложил свинью всем нам. Потом ищи тебя, как ветра в чистом поле. Если раньше голову не открутят. Судя по тому, в каком виде тебя подобрали — тебе не привыкать к таким приключениям. А о людях ты подумал?! — взорвался праведным гневом Палыч. Впрочем, не слишком убедительно — сам понимает, что его вина не меньше. Бандиты, вообще-то, на его участке хозяйничают.
— Ошибаетесь, уважаемый. Никуда я отсюда уезжать пока не собираюсь. Наоборот, решил немного здесь пожить. Обустроится, так сказать.
— Смелый, значит? И не боишься, — быстро остыл лейтенант, и сомнением покачал головой, сомневаясь в моих умственных способностях.
— Не боюсь. Главное в жизни что? Правильно! Умение с людьми разговаривать. И это я умею, более или менее.
— Болтать ты можешь — это заметно. Но Резо не тот человек, на которого разговорами можно подействовать.
— На любую гайку найдется хитрый болт с нужной резьбой.
— Тфу. Язык без костей. Свободен.
— В смысле свободен? — не понял я последней фразы.
— В прямом. Не держать же тебя в кутузке. Кто охранять будет? Или предлагаешь оставить тебя на ночь одного рядом с сейфом? У Сержанта переночуешь. Не знаю, чем ты ему приглянулся, но ежели что…
Можно подумать, что у тебя в этом железном ящике что-то ценное. Максимум — бутылка водки и пачка протоколов. Так бы и сказал, что ночевать в кабинете нет желания. Но благоразумно молчу, оставив свое мнение при себе.
На улице уже сумерки — дело к вечеру, а у нас ещё ничего не сделано. И даже приблизительного плана нет, как помочь девушке Полине завтра сдать зачет.
— Что совсем никаких идей? — интересуется компаньон и главный бенефициар нашей авантюры.