Бомбардировщики - страница 3

Ночью все ориентиры искажаются, кажется, что время идет медленнее. Пусть люди лучше сейчас тренируются, чтобы потом по ошибке у соседей не садились. Позору не оберешься. Будут говорить, дескать, русские Иваны только по солнцу ориентироваться могут.

Аэродром оживал. Знакомая всем предполетная суматоха. К стоянкам и капонирам подтягивались люди. С бомбардировщиков стягивали маскировочные сети. Техники, мотористы и оружейники проверяли машины, готовили их к срочному вылету.

Самолеты первой эскадрильи стояли с подвешенными бомбами. Овсянников в первый же день после перелета на эту базу распорядился держать машины в полной боеготовности на всякий пожарный. Подполковник еще по опыту финской знал — начальство способно на все, в том числе приказать нанести удар по противнику, скажем, через час. К счастью, предосторожность Овсянникова оказалась излишней, и в этот момент оружейники, дико матерясь, снимали с держателей «сотки» и выкручивали взрыватели.

Плохо, приходится готовить машины в темноте. На дворе август, ночи постепенно становятся все длиннее и длиннее. А прожекторов мало, не успели довести и подключить. С одной стороны, это даже хорошо, полк Овсянникова предназначался для ночных бомбардировок, личный состав еще в Союзе прошел соответствующую подготовку, пусть механики вспоминают, как работать в темноте.

Подполковник бросил настороженный взгляд на ночное небо. Не хватало еще по закону подлости попасть под удар вражеской авиации. В этом мире любая пакость возможна, и чем подлее, тем вероятнее. Координаты аэродрома противнику известны с точностью до метра. Могут и наведаться. Капитальный, хорошо оборудованный аэродром довоенной постройки. Вон, до сих пор на краю поля стоят полдюжины английских «Гладиаторов» и «Фейри», брошенных при отступлении. И уж любому ясно — эта воздушная база недолго пустовала. Не мы б ее заняли, так союзники бы обосновались. В преддверии грядущего сражения авиация спешно перебрасывается на запад.

Ночь разорвал хлесткий грохот винтовочного выстрела. Затем еще и еще, один за другим. Палили на северо-востоке, за пределами летного поля. Судя по глухому голосу карабина, стрелял один из солдат аэродромной охраны. В ответ ударила короткая злобная очередь из автомата, быстро захлебнувшаяся, заглушённая частым ружейным огнем.

На окраине аэродрома разгорелся нешуточный бой. Штурман полка по привычке засек время первого выстрела. Перестрелка шла уже третью минуту. Наконец, точку в разговоре поставила длинная очередь «дегтяря» с пулеметной вышки. Выстрелы стихли, легкий ночной ветерок доносил только обрывки команд, крики бойцов аэродромной охраны и лай собак.

Овсянников весь бой простоял у ближайшего капонира, напряженно вслушиваясь в доносившиеся до него звуки выстрелов и крики. Пытался сообразить: что там? Английские коммандос? Парашютисты? Или повстанцы озоруют?

Особист полка капитан Гайда предупреждал — территория только кажется спокойной, возможны провокации со стороны местных активистов Сопротивления. У немцев уже бывали случаи: исчезали солдаты, машины взрывались. Недавно неизвестные напали на санитарный автомобиль. Врачей убили, а машину отогнали в лес и сожгли. Гестапо пока ушами хлопает, мифический «Золотой интернационал» ищут и богатых евреев потрошат. До реальных повстанцев у чернорунников руки не доходят.

Нет, лично подполковник Овсянников ничего не имел против французского Сопротивления. Они, в конце концов, за свою родину сражаются. Дело благородное. И коммунистов среди повстанцев достаточно, что само по себе говорит в поддержку движения. Иван Маркович просто не любил, когда стреляют в его людей, а это, согласитесь, в корне меняет дело.