Беседы германского рейхсканцлера с дипломатами научную общественность страны Советов не очень интересовали. А вот сообщение о том, что на начало 1939 года назначены выборы новых членов Академии наук, вызвало среди учёных большое оживление.
На финише 1938-го началось выдвижение кандидатов в академики и члены-корреспонденты. В числе претендентов были и два профессора из ЛФТИ — Алиханов и Курчатов.
В результате тайного голосования в Академию прошёл Абрам Алиханов — он стал членом-корреспондентом. Кандидатуру Игоря Курчатова забаллотировали — седовласые академики не нашли в нём тех необходимых качеств, которые дают право быть допущенным в узкий круг избранных.
Как отнёсся отвергнутый кандидат к такому повороту событий?
Конечно же, ему было обидно. Ведь его не просто «не избрали»! Предпочтение было отдано его коллеге — человеку, который занимался теми же атомными делами, то есть его постоянному сопернику!
Однако жизнь продолжалась. Очень скоро многочисленные сбои, то и дело возникшие при сооружении циклотрона, заставили забыть прошлые обиды. 24 января 1939 года Алиханов и Курчатов написали письмо главе советского правительства Молотову.
Письмо содержало жалобы. На «Президиум Академии наук». На «наркомат машиностроения (НКМ)», в ведении которого всё ещё находился Ленинградский физтех. И даже на «Госплан СССР». Все перечисленные учреждения дружно препятствовали скорейшему завершению строительства циклотрона ЛФТИ, о чём авторы послания и сообщали председателю Совнаркома:
«Совершенно неожиданно Президиум… постановил перевести ядерную группу ЛФТИ в Москву, прекратить строительство циклотрона в Ленинграде и осуществить его в Москве нашими же силами и по нашему же проекту… Постановление было вынесено в момент, когда работы по стройке циклотрона в Ленинграде начали разворачиваться, когда уже были заключены договора с некоторыми заводами и строительными организациями. Очевидно, что оно дезорганизовало НКМ и всех работников циклотрона. В результате НКМ и Госплан сняли с 1939 г. строительство циклотрона с финансирования и, таким образом, дело повисло в воздухе…».
Иными словами, как сооружение самого ускорителя, так и здания для него угрожающе затягивалось. И уже никто не решался сказать, когда же, наконец, циклотрон заработает.
А изучение тайн атомного ядра тем временем продолжалось. Исай Гуревич вспоминал:
«… весь 1939 год… был годом великолепных физических публикаций. Идей в воздухе носилось множество.»
Идеи рождались одна за другой, и каждое новое своё озарение физики спешили как можно скорее «застолбить» за собой. Так, во всяком случае, утверждал Георгий Флёров:
«Тогда, до войны, в нас очень были сильны приоритетные страсти. Все дрались за первенство, страшно переживали, если кто-то кого-то опережал».
И вот однажды (это случилось в самом начале 1939-го) физики Русинов и Флёров, повторяя эксперимент Гана и Штрассманна, установили, что при делении урана…
О том, что именно удалось установить молодым исследователям, — в рассказе Исая Гуревича:
«При делении урана счётчик зарегистрировал возрастание числа нейтронов. И это доказывало, что нейтроны деления существуют в действительности, что при каждом делении возникает от двух до четырёх новых нейтронов (такова была точность опытов) против одного, вызвавшего деление, а значит, цепная реакция принципиально возможна».
Экспериментаторы возликовали! Ещё бы, такое открытие! Надо срочно писать статью и посылать её в журнал. Чтоб весь мир узнал об открытии Русинова и Флёрова! Узнал о том, что в результате цепной ядерной реакции нейтронов возникает гораздо больше, чем их пошло на инициирование этой реакции! А это означает, что.
И вдруг…
Курчатов мгновенно охладил восторг исследователей, предложив им повторить свой эксперимент. И тщательно сопоставить полученные результаты с прежними. Затем вновь повторить. И вновь сопоставить. И так поступить несколько раз.
Флёров впоследствии с сожалением сетовал на то, что…
«… о самом главном в этой работе — доказательстве существования вторичных нейтронов — мы не успели сообщить первыми. Курчатов заставил нас, как всегда, всё проверить и перепроверить, считать и пересчитывать. И когда мы со Львом Ильичом Русиновым собрались, наконец, докладывать свои результаты на семинаре, вышла в свет статья Жолио-Кюри и его сотрудников. И датирована она была одиннадцатью днями раньше нашего доклада..
