В том же году началось стремительное восхождение по карьерной лестнице 34-летнего заместителя председателя исполкома Ленсовета Николая Алексеевича Вознесенского. В ноябре 1937-го он был вызван из Ленинграда в Москву. С ним побеседовал Сталин и назначил на пост заместителя председателя Госплана СССР. Шефом Вознесенского оказался Валерий Иванович Межлаук, который к этому времени был возвращён на свои прежние посты: зампреда Совнаркома и председателя Госплана.
А в это время харьковский физик Фридрих Оттович Хоутерманс, видя, что происходит в стране Советов, какие творятся здесь страшные дела, медлить не стал. И отправился в советскую столицу — с тем, чтобы срочно покинуть СССР. Но 15 января 1938 года его арестовали на московской таможне. Хоутермансу было предъявлено обвинение в том, что он является агентом гестапо.
В Европе в этот момент тоже было очень неспокойно. А в Италии произошло событие, которое к «атомным» делам имело самое непосредственное отношение.
Всё началось ещё в 1937 году, когда Энрико Ферми обратился к властям Италии с просьбой помочь организовать Институт ядерной физики. Однако власти ответили отказом, заявив, что на организацию подобного научного центра потребуется слишком много денег, а ими страна не располагает.
Кто знает, будь Бенито Муссолини чуть помудрее и дальновиднее, он, наверное, нашёл бы необходимые средства. И Энрико Ферми со своими талантливыми сотрудниками создали бы итальянскую атомную бомбу. Чем бы всё это закончилось, об этом фантазировать не будем. Из-за того, что наука слишком тесно переплелась с политикой, в мире и так случилось немало бед.
А в СССР между тем репрессии против тех, кого не устраивала генеральная линия, проводившаяся Иосифом Сталиным, достигли своего апогея. Жестокую волю безжалостного вождя усердно претворяли в действительность его верные соратники. Молотов, Каганович и Ежов усердствовали в Москве, Жданов — в Ленинграде, Хрущёв — на Украине, Берия — в Закавказье. Ни в чём не уступал своим старшим товарищам и Маленков.
Врагов сталинского режима искали всюду и везде, часто доходя просто до абсурда. Приведём небольшой отрывок из протокола заседания Бюро Комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б) от 15 декабря 1937 года:
«Слушали:
Об изготовлении маслобоен с лопастями, которые имеют вид фашистской свастики.
Постановили:
1. Принять к сведению заявление наркома Оборонной промышленности М.М. Кагановича, что в месячный срок лопасти маслобоек, имеющих вид фашистской свастики, будут изъяты и заменены новыми.
2. Дело о конструировании, изготовлении и непринятии мер к прекращению производства маслобоек, лопасти которых имели вид фашистской свастики, передать в НКВД.
Результаты голосования: «за» — Шкирятов, «за» — Ярославский».
Дело о злосчастных маслобойках было передано на Лубянку. Кто знает, с них ли всё началось, или у чекистов были свои причины расправиться с народным комиссаром оборонной промышленности, но очень скоро М.М.Каганович (родной брат другого Кагановича — Лазаря Моисеевича) был арестован, объявлен врагом народа, а затем и расстрелян.
Вновь о физике и политике
Наступил год 1938-ой. Неугодные Сталину вожди продолжали падать в небытие. Их тотчас сменяли новые люди. Некоторым из них судьба готовила скорую встречу с загадочной наукой — физикой атомного ядра, но они об этом ещё не догадывались. Эти люди пока осваивали свои новые кабинеты и ожидали новых назначений.
В январе 1938 года после неожиданного, но по тем временам вполне закономерного ареста своего шефа В.И. Межлаука (он был объявлен «врагом народа» и через семь месяцев расстрелян) Госплан СССР возглавил Николай Вознесенский.
А самый молодой заместитель наркома тяжёлой промышленности Авраамий Завенягин в марте того же года был снят со своего поста и определён в одну из Лубянских камер. За бывшего замнаркома взялись заплечных дел мастера, и очень скоро он «чистосердечно» признался во всём, что от него требовали. И подписал всё, что велели. Сговорчивого «врага» уничтожать не стали, а отправили в заполярный Норильск — начальником возводившегося там горнометаллургического комбината.
