Его голос превратился в какие-то булькающие звуки, и альфе оставалось только догадываться, что он хотел сказать.
Под сосной наступила тишина. Слышалось лишь дыхание четырёх лисиц. Альфа пристальным взглядом смотрела за Чужака, сквозь растопыренные сосновые ветки на размазанный красный след, что тянулся по зимнему лесу.
Бета высунула голову из-под иголок:
– Не умрём ведь, если послушаем, правда? Нас-то двое, а он один.
– Нас трое! – возразил недоросток.
– Да ещё раненый, – закончила свою мысль бета.
Альфа посмотрела на младших, на их головы, торчащие из-под иголок, на их мокрые блестящие носы. Она принюхалась к оставленному Чужаком кровавому следу, ослепительно красному на ослепительно белом снегу. Вот бы мама была сейчас здесь!
– Иди-ка домой, Омега, – сказала альфа.
– Ещё чего! – возмущённо сказал недоросток. – Сама иди-ка домой! Хотя нет, постой. Не ходи, не надо. Оставайся со мной.
– Тебе же сказали, – вмешалась бета, – иди к маме! Мы скоро вернёмся.
– Ладно. Пойду. – Недоросток плюхнулся на бок. – Если потащишь меня домой!
Альфа даже подумала так и поступить, но от одной мысли у неё разболелись зубы.
– Послушаем немного, – сказала она. – Но если я скажу вам бежать, вы побежите.
Младшие выскользнули из-под веток и отряхнули с шубок снег. Альфа уселась перед окровавленным Чужаком и носом показала младшим, чтобы садились на один хвост позади.
– Кто это с вами так? – спросила Чужака альфа.
Чужак облизал с губ красноту.
– Я не могу… начинать… с конца.
Его шумное дыхание никак не хотело выравниваться.
Недоросток помесил лапами иголки, как будто засомневался в своей решимости:
– А эта история, она… м-м… страшная?
– Да… – ответил Чужак. – Только без диких зверей. Без голода. Без… замёрзших хвостов. Ничего такого, что бывает в лесу. – Морщась от боли, он поднял голову и посмотрел на лисёнышей. – Эта история не о том, как выжить.
Лисёныши переглянулись. Разве бывают на свете другие истории?
– Она началась, – произнёс Чужак, – на ферме…
– Я обожаю фермы! – закричал недоросток. – На фермах куры. Я обожаю кур. Обожаю трясти их, пока не умрут.
Чужак закрыл глаза.
– Это была не такая ферма.

– СЕГОДНЯ про что? Про Снежного Призрака?
Про мистера Шорка?
– Про Булькожажда!
– Тьфу! Вы каждый вечер выбираете про Булькожажда.
– Булькожажда! Булькожажда!
– Ладно. Значит, про Булькожажда.
Ферма стояла погружённая в тёмную синеву, если не считать двух источников света. В хозяйском доме мерцал огонёк свечи, слабый и пленительный за кружевными шторами окна. А в норах из проволочной сетки, расставленных по двору, гудели ослепительно красные полосы, от которых лисий мех светился, как пламя.
– Готовы? – прошептала П-838 из своей норы.
Она была бетой, самкой-производителем, беременной следующим поколением лисиц Фермы. Правда, живот у неё ещё не показался.
– Готовы, – ответил О-370. Это был лисёныш-омега. Его нора примыкала к норе П-838.
– Только рассказывай на этот раз правильно, – сказал Н-211. Нора недоростка располагалась позади норы О-370 в ряду, что стоял ближе к лесу, с которым граничила Ферма. – Юли никогда не кусал Булькожажда за тысячу задниц. У булькожаждов вообще не бывает тысячи задниц!
П-838 приподняла бровь:
– А куда, по-твоему, уходит еда из его тысячи пастей?
О-370 громко прыснул. Он никогда в жизни не видел ни одного существа с тысячью пастей. Не говоря уж о тысяче задниц. Но это не мешало ему всматриваться сквозь сетку норы вглубь леса и воображать себе немыслимое создание, чьи пасти заполонили сумрачную тень.
– Только рассказывай, чтоб было страшно, – сказал Н-211. – Вот так.
Он защёлкал зубами в разные стороны, пытаясь изобразить, как щёлкают разом бесчисленные пасти болотного чудища из старой истории. Со стороны же смотрелось так, будто он ловит муху и никак не может поймать.
О-370 расхохотался:
– Не убейся, Двести одиннадцатый.
Н-211 прыгнул и прижался лапами к сетке, разделявшей их норы:
– Везёт тебе, что меня там нет! Я б тебе рожу отбулькожаждал!
– Да я б отъюлил твою тысячу задниц! – ответил О-370, бросаясь на сетку со своей стороны.
И оба кинулись в драку сквозь проволочные переплетения сетки. Щёлкая клыками и напирая на шаткую преграду, каждый пытался опрокинуть другого на спину. Как и большинство других драк, эта тоже закончилась ничьей, и лисёныши попáдали в норах, завывая от воображаемых ран.