Как справедливо указывает Д. Кармайкл, " предполагаемым выходом из положения" или "внутренним займом" было "обвинение простодушных левых эсеров в убийстве Мирбаха".61 Но свидетельство Соломона отнюдь не единственное. Вот как описывает в своих воспоминаниях Айно Куусинен, жена Отто Куусинена, обстоятельства, при которых она узнала о непричастности левых эсеров к убийству Мирбаха:
"Многие эсеры были расстреляны после того, как Ленин заявил, что убийство посла явилось прелюдией к восстанию против большевистского режима. Однако вскоре я узнала, что на самом деле эсеры не были виновны. Когда
я однажды вернулась домой, Отто [Куусинен] был в своем кабинете с высоким бородатым молодым человеком, который был представлен мне как товарищ Сафир. После того, как он ушел, Отто сообщил мне, что я только что видела убийцу графа Мирбаха, чье настоящее имя было Блюмкин. Он был сотрудником ЧК и вот-вот собирался уехать за границу с важным поручением от Коминтерна. Когда я заметила, что Мирбах был убит социалистами-революционерами, Отто разразился громким смехом. Несомненно, убийство было только лишь поводом, чтобы убрать эсеров с пути, поскольку они были самыми серьезными оппонентами Ленина".62
Все сходится на том, что кроме подготовки убийства Мирбаха, какие бы партии и лица ни стояли за его организацией, в Москве большевиками подготавливалась и другая акция: разгром партии левых эсеров во время предстоящего Съезда Советов. О подготовке большевиками разрыва с левыми эсерами и о предстоящем разгроме ПЛСР советская историография пишет фактически открыто, только по установившейся уже "традиции" она объясняет действия большевиков не желанием нанести превентивный удар по левым эсерам, а имеющейся у большевиков информацией о намерении левых эсеров или просто контрреволюционеров поднять в Москве восстание против советской власти.
На подготовку большевиками разрыва с ПЛСР и ее разгрома
указывают многочисленные источники. Так, командующий
московским военным округом Н.И.Муралов, в распоряжении
которого находился левоэсеровский "отряд особого назначения",
некое подобие большевистской Красной гвардии, во второй
половине июня получил от Ленина указание внимательно следить
за отрядом. Вот как описывает Муралов свой диалог с Лениным:
"--Что это у вас какой-то отряд левых эсеров, вы ему
доверяете?
Да, этот отряд хорош..,
Гм, гм... На всякий случай следите за ним зорко..."
И Муралов все понял:
"Почему, подумал я, Ильич взял под сомнение левых эсеров? ... Неужели дело дойдет до вооруженного
столкновения? На всякий случай решил часто проверять его (отряд -- Ю. Ф.), присматриваться и постепенно заменять ком[андный] состав".63
С середины июня подготовка к разгрому ПЛСР под предлогом опасений контрреволюционного выступления велась фактически открыто. Советский историк Б. Томан пишет:
"В середине июня органы ВЧК получили сведения, что контрреволюционеры готовят вооруженное выступление. Латышские полки были приведены в боевую готовность, 18 июня И.Вацетис приказал командиру 2-го полка держать полк в боевой готовности, а один батальон с пулеметами выделить в распоряжение военного комиссариата Москвы".64
Несколько позже в Москву с юга страны был переброшен 3-й полк латышской дивизии. Большевики стягивали силы. И об этом, ссылаясь на ожидаемое восстание, пишет в своих мемуарах сам Вацетис:
"Знал ли кто-нибудь, что в Москве готовится восстание, и
имелись ли об этом конкретные указания? На этот вопрос
я могу ответить совершенно утвердительно О гото
вящемся восстании знали и имели об этом конкретные
указания... Я сделал доклад комиссару [латышской]
дивизии тов.Петерсону К.А., в котором указал, что
в Москве готовится что-то неладное... Тов.Петерсон
отнесся к моему докладу с некоторым недоверием, но
через два дня (числа 3 или 4 июля) сообщил мне, что
ВЧК напала на след готовящегося восстания, но где и
как -- об этом он мне ничего не сказал".65
Даже до Блюмкина, связывавшего все с покушением на
Мирбаха, дошли слухи о чем-то неладном. И 4 июля в своем
разговоре с "одним членом ЦК" он спросил, не готовил ли, дей
