"утром 7 июля был густой туман, покрывший город серой непроницаемой завесой. Видеть вперед можно было шагов на 15--20, а отличить своих от противников было совершенно невозможно, так как и те и другие были в сером".107 Томан же пишет, что
"на Чистопрудном бульваре левые эсеры построили баррикады, вырыли окопы (под грозовым дождем? -- Ю. Ф.), засели в домах и оказали упорное сопротивление... Боевые действия пришлось вести в узких и кривых переулках под сильным ружейно-пулеметным огнем. Мятежники находились в окопах, за баррикадами, на крышах и балконах, против наступающих действовала бронемашина. .."108
Возможно, какое-то сопротивление поповцы оказали.109 Но доказательством "упорного сопротивления" левых эсеров были бы, конечно же, жертвы, понесенные "мятежниками" или латышами. Между тем, в сделанном вечером 7 июля докладе о подавлении "мятежа" Подвойский и Муралов указывали: "Сколько раненых и убитых с нашей стороны, еще не выяснено. Называют пока единичные случаи".110 И это был итог на вечер 7 июля, а не на раннее утро. Единичными были и жертвы у Попова. Саблин свидетельствует, что к 10 часам утра 7 июля отряд Попова потерял 2--3 человека убитыми и 20 ранеными.111
Вскоре после начала наступления большевистских частей Попов попробовал уладить конфликт мирным путем. Комиссар латышской дивизии доносил в связи с этим Троцкому:
"Только что к нам в дивизию по телефону сообщили, что четыре делегата из отряда Попова идут к нам выяснить положение. Они говорят, что большинство их стоит на платформе советской власти и для них совершенно неясны и непонятны причины восстания. Просим придти к нам, чтобы совместно переговорить с ними". Когда матросская делегация из отряда Попова прибыла в штаб латышской дивизии и заявила, что отряд стоит "за советскую власть во главе с Лениным",112 из штаба запросили мнение Вацетиса, но Вацетис приказал парламентеров прогнать.
Попытки урегулировать конфликт мирным путем, однако, не прекращались. Первоначально Троцкий и Ленин склонялись к тому, чтобы не расправляться с левыми эсерами слишком жестоко. И несмотря на то, что Вацетисом были сделаны последние приготовления к артобстрелу и атаке, Склянский, по поручению Троцкого и с согласия Ленина, начал переговоры с левыми эсерами. Их вел вышедший из особняка Морозова Саблин. Большевики предъявили левым эсерам ультиматум, срок которого истекал в 11.30. Обсуждавший в особняке Морозова условия ультиматума ЦК ПЛСР решил не капитулировать, а начать отступление. Именно в этот момент Склянский и приказал командиру батареи латышских стрелков Э.П. Берзину начать обстрел занятых левыми эсерами зданий. Как и предполагалось, обстрел производился прямой наводкой с двухсотметрового расстояния. Берзин пишет:
"В первые несколько минут нами было выпущено по обоим домам 16 снарядов с замедлителями, которые великолепно пробивали стены и разрывались внутри... Всего было выпущено по мятежникам 55--60 снарядов. Прекратились ответные винтовочные выстрелы со стороны левых эсеров..."113
Удивительнее всего, что и во время обстрела левые эсеры пытались вести переговоры. Два человека из отряда Попова явились к Петерсону, заявили, что они коммунисты, что "большинство отряда против этой авантюры", и просили большевиков, чтобы те "отправили своего делегата разъяснить им, из-за чего происходит обстрел". Большевики же в ответ одного делегата арестовали, а второго отправили назад, чтобы передал "мятежникам" требование о сдаче.114
О находившихся у левых эсеров заложниках, в том числе и о Дзержинском, большевики в этот момент не думали, даже пошли на расстрел зданий прямой наводкой, хотя при этом был риск, что погибнет кто-нибудь из арестованных большевиков.115 Но никто из большевиков не погиб, и даже не был ранен. Дзержинский вышел сухим из воды. Несколькими часами позже он докладывал об артобстреле на "импровизированном заседании Совнаркома":
"...Вдруг раздался страшный грохот и треск. Дом зашатался. На нас посыпалась штукатурка с потолка и карнизов, разбились стекла, дверь отворилась и повисла. Мы вскочили. По нашему дому трахнул артиллерийский снаряд. Суматоха началась отчаянная. Все повскакали и кричали, ничего не соображая. Кто хватался за ружье, кто бросал его; все метались, били рамы, выпрыгивали из окон. Я вышел в соседнюю комнату и подумал: "Надо сейчас уходить". Мы вошли в комнату, где не было полстены; через эту пробоину мы выскочили на улицу, замешались в толпе и быстро скрылись, вскоре достигнув расположения наших войск".116