Испытывая странную неловкость, они все–таки присели за столик и заказали две порции сливочного пива. Гермиона непроизвольно оглянулась. Однако, у них несколько разные представления о романтике.
— Ну как тебе здесь? - спросил Рон.
— Очень мило. – Гермиона попыталась придать голосу естественности. – Даже не думала, что ты приведешь меня сюда.
— Рад, что тебе понравилось.
Она наблюдала за тем, как он нервно комкал в руках салфетку, и судорожно подыскивала подходящую тему для разговора, одновременно пытаясь припомнить, когда это в последний раз им с Роном было совершенно не о чем поговорить.
— Скоро матч по квиддичу, – вдруг вспомнил Рон, – Когтевран против Гриффиндора. Пойдешь посмотреть на меня?
— И на тебя, и на Гарри, и на Джинни, – улыбнулась Гермиона. - В самом деле, Рон, я ведь не могу пропустить подобное?
Не самая подходящая тема для разговора на первом свидании, но уже кое–что. Рон продолжал оживленно рассказывать ей новости квиддича, которые не сильно интересовали девушку, но она все равно усиленно изображала заинтересованность.
И вдруг, Рон взял ее руку в свою. Бесконечный поток слов неожиданно прервался. Удивленная этой переменой, гриффиндорка уже было открыла рот, чтобы спросить, все ли с ним в порядке. Но Уизли, в сою очередь, привстал со стула и накрыл своими губами ее рот. У Гермионы создалось ощущение, будто бы на нее напали из засады. Тем не менее она все же ответила на поцелуй и закрыла глаза. В ее воображении поцелуи всегда представляли собой нечто особенное и романтическое. Но сейчас, кроме чувства неловкости, она не испытывала ровным счетом ничего.
Наконец, Рон перестал терзать ее рот и с блаженной улыбкой облокотился на спинку стула.
— В следующий раз, Рон, – Гермиона пыталась отдышаться, - ты хотя бы предупреждай меня о своих намерениях.
Рон беззаботно рассмеялся.
— Теперь–то ты можешь ответить мне: мы встречаемся или нет?
Гермиона грустно улыбнулась.
— Раз целовались, значит встречаемся.
И почему это прозвучало как приговор? Она поймала себя на мысли, что сказала это скорее потому, что этого хотел Рон, а не потому, что действительно так считала.
— Ты ведь поедешь в Нору на каникулах? – поинтересовался Рон.
— Думаю, да, – туманно ответила Гермиона. – А что?
— Хочу сообщить родителям о том, что у нас все серьезно.
— Но… зачем? – Гермиона чувствовала себя мышью, загнанной в угол. – Не торопи события, ничего ведь пока не решено.
— Да, но сказать им не будет лишним. – Рон снова начал наклоняться к ней, очевидно, претендуя на вторую порцию поцелуя, но Гермиона резко встала, схватив свою сумочку.
— Эй, что случилось? – Уизли удивленно заморгал. – Ты куда?
— Гарри… мы…
— Что? При чем здесь Гарри? Может, мне следовало пригласить на наше первое свидание и его, чтобы ты точно никуда не сбежала?
— Я вспомнила, что обещала помочь ему с домашним заданием. Вдруг еще успею!
— Но ты же вроде все отменила и попросила Джинни тебя заменить.
— Все равно уже поздно. Нам действительно пора.
Рон нехотя согласился и побрел за ней к выходу.
Они быстро добрались до замка и расстались у портрета Полной дамы, не без ворчания впустившей Рона в гостиную Гриффиндора. Гермиона облегченно вздохнула, избавившись, наконец, от его общества. И прямиком направилась в библиотеку.
***
Гарри шел по темным коридорам Хогвартса, до сих пор не веря в то, что Гермиона все–таки не пришла, как обещала. Все его друзья куда–то пропали, он чувствовал себя настолько усталым и ненужным, что уже ничего не хотелось. Вообще…
Да, еще совсем недавно все носились за ним и заглядывали в глаза, но после падения Темного лорда от его руки, это, очевидно, стало необязательным. Он сделал то, что должен был сделать, и, выполнив главную задачу всей своей поганой жизни, больше некому не был нужен. Конечно, толпы ополоумевших журналистов не в счет. Они до сих пор надеялись на эксклюзивное интервью, но совершенно напрасно. Ему надоело повторять одно и тоже по сто раз.
Они были не способны понять, что ему не так то просто рассуждать на эту тему. Что каждое воспоминание причиняет неимоверные страдания. Он чувствовал себя виновным в смерти каждого, кто погиб за него. Именно это и мешало ему жить и наслаждаться жизнью. Когда он вспоминал о них, в горле образовывался ком, становилось трудно дышать. Ведь все могло быть по–другому, если бы он проявлял больше осмотрительности, не бросался в омут с головой и тщательно обдумывал каждое свое действие. Гарри сталкивался со смертью чуть ли не каждый год, испытывая тупую давящую боль от потери близкого человека. Родители, Сириус, Дамблдор, Фред, Люпин, Тонкс. Его сердце уже столько раз разрывалось на куски, что теперь, казалось, было просто не способно чувствовать, окончательно утратив такую способность. Внутри образовалась странная, пугающая пустота. Пустота, которую ничем нельзя было заполнить.
